Приключения Шуры - [5]
— Хочешь, Сашок, я тебя с Люсиной подругой познакомлю?
Шура не обрадовалась этому предложению. Ей стало грустно-грустно.
Любой, будь он на Шурином месте, конечно, не пошел бы на физкультуру. Ну, лыжи еще туда-сюда, коньки, туристские походы — тоже, а вот вольные упражнения в спортивном зале, брусья, турники… Нет! Рискованно. За час до занятий Шура прикинулась больной. Она то и дело хваталась за щеку и жаловалась Андрею:
— Мочи нет. Ох, и разболелся…
— Зуб?
— Коренной! Так ноет, так ноет… Я, пожалуй, на физкультуру не пойду.
— Нельзя, Сашок! — возразил Андрей.
Но на физкультуру Шура не пошла. Проводив группу до спортивного зала, она вернулась в класс и, вырвав из тетради листок, принялась за письмо в детский дом: ей вдруг стало очень одиноко. Но письмо никак не получалось. Мысли о том, как быть дальше, не давали покоя.
Дописать не удалось: с занятий возвратились ребята. Первым в комнату влетел Николай Капля:
— Белых! Почему на занятиях не был? Почему не предупредил меня?
— Я говорил Афанасьеву…
— Ты должен был старосту предупредить, — назидательно заявил Капля. — Прогулял?
— Зубы. Болят!.. Места не нахожу…
— Это мы выясним, — угрожающе проговорил Капля. — А ну, собирайся! Пидемо.
— Куда? — испугалась Шура.
— До зубного лекаря. Не вик же тебе страдати!
Довольный своей выдумкой и решительностью, Капля даже просиял. Синие глаза стали добродушно-лукавыми.
Вообще-то Капля пошутил. Он не собирался вести Шуру к врачу. Но Шура, как бывает с виноватым человеком, не поняла его шутки. Она встала и твердо сказала:
— Пошли!
Андрей дернул ее за рукав гимнастерки: дескать, что ты! Не надо! Шура посмотрела на него и еще раз повторила:
— Пошли в поликлинику! Вырвем больной зуб.
Дерзкая настойчивость товарища показалась ребятам подозрительной, и они решили довести дело до конца.
— Нам по пути, — заметил кто-то. — Проводим.
— Ладно, — согласился Капля.
И к врачу пошла вся группа. Шура шагала понурившись. Глядя на нее со стороны, можно было подумать, что это и впрямь больной человек.
Народу в приемной оказалось немного. Капля извинился перед ожидающими, объяснил, что у его товарища «свербящая боль», и попросил пропустить его вне очереди. И вот Шура в кабинете. Капля ведет переговоры с врачом, а она без особого интереса разглядывает машину, похожую на сверлильный станок высокой точности. Рядом с машиной — кресло с приспособлением для головы. «Как в парикмахерской, — подумала Шура, — стрижка, бритье». У окна на столике поблескивали никелем инструменты: крючки, лопаточки, щипцы…
— Садитесь, молодой человек, — пригласил врач, поправляя очки на горбатом носу. — Прошу.
На лбу у Шуры выступили капельки пота. Ей еще никогда не приходилось иметь дело с зубными врачами. Она слыхала, что рвать зубы «ужасно больно и ой-ой-ой, как мучительно!» Может быть, отказаться? Стоит только заявить, что это была шутка, что никакой зуб у нее не болит. Нет! Никогда! Уж лучше потерять зуб!
Шура уселась в кресло и широко раскрыла рот. Врач осмотрел зубы и пожал плечами:
— Ничего не понимаю. Вы говорите этот?
— Он, — со вздохом подтвердила Шура. — Дерите!
— Вы имеете хорошие зубы. Чего вам еще надо? — недоумевал врач. — Эмаль тоже…
— Вырвать хочу, вот этот.
— Получите направление на рентген! Снимок принесете.
Шура с Николаем вышли из кабинета.
— Выдернули? — спросил Андрей. — Больно, Сашок?
— На рентген послали…
— А-а-а, — иронически протянул кто-то. — Зайти через неделю…
И больше никто из ребят не вымолвил ни слова.
Групповое собрание шло бурно. Коля Капля, водворяя тишину, то стучал карандашом о столешницу, то о графин с водой, а то и покрикивал на ораторов: «Давай короче!». Поговорили об учебе, о производственной практике и перешли к быту. Тут слово взял сам Капля:
— Просим у дирекции: нехай она переведет Шмакова из нашей комнаты в другую. Он…
Все зашумели.
— Потише, товарищи! — крикнул Андрей. — Этот вопрос к делу не относится! Вы, товарищ Капля, вносите элемент анархии в данную среду.
Шмаков толкнул Шуру локтем и, склонясь над столом, прыснул в кулак. Шум и галдеж не унимался. Кто-то громко восхитился:
— Андрей-то… Мудро закругляет! Академик…
Шура подняла руку.
— Прошу слова!
— Только по существу вопроса, — предупредил Андрей. — Мы говорим о быте. Без вывихов и анархических загибов…
— Как смогу.
— Шурка, о процентах! — подсказал кто-то. — Ты ведь знаешь…
— О талмуде, о талмуде не забудь!
Шура встала, поправила пряжку ремня, сунув за него большие пальцы, разогнала складки на гимнастерке. Откашлялась.
— Нам, Андрей, известно, что ты в день по четыре книжки проглатываешь…
— Но-но…
— Да, да… Такие речи заворачивать научился, что голова кругом идет. Хотели мы тебя культуполномоченным избрать, а теперь — нет! Я голосовать против буду!
— Почему это? — вспыхнул Андрей.
— Во всем «элемент анархии» увидишь. Дело говорим, а ты — анархия. Анархистами махновцы были да кулачье разное…
— Основоположники анархизма, — заученно выпалил Андрей, — то есть его теоретиками, были…
Но Шура отрубила:
— О Прудоне и Кропоткине с другими не говори: знаем сами. Кстати, они тоже скончались. Ты, Андрей, скажи. Возились мы со Шмаковым? Возились. Понял он что-нибудь? Нет! Значит, эту окалину выметать надо! Он же своим ребятам деньги под проценты взаймы дает. Да-да. Вчера из третьей группы фрезеровщик приходил, долг принес. У нашего Гобсека, оказывается, специальный талмуд есть. Фамилии должников он записывает, сумму прописью и проценты начисляет… Даст, к примеру, тебе десятку, а обратно получит двадцать. Да-да!..
