Я почесал Деда за ухом и подошел к своим. Они все еще не замечали меня. Ну ладно — отец. Ему по штату положено в строгости воспитывать меня, а Аленка-то чего выкаблучивается?
— Щей бы побольше и картошки с мясом, — сказал я.
— Проголодался? — спросил отец.
— Где ты шлялся? — соизволила взглянуть в мою сторону Аленка.
— Я, может быть, по-настоящему заблудился… На меня, может быть, медведь напал… и это… обхватив лапами, стал лизать…
— Медведь, значит, лизал? — усмехнулся отец.
— Бедный, облизанный Сережа, — сказала Аленка.
Все это начало меня раздражать. Я все-таки восемнадцать километров с гаком отшагал. А они на лавочке сидят да еще насмехаются!
— Где твоя рубашка, штаны? — спросила Аленка. — Медведь слизал?
Про одежду я совсем забыл. Весь день прошагал в трусах, привык.
— Действительно, где твое обмундирование?
— Потерял…
— Это интересно, — сказал отец.
— Кто-то лодку угнал, — сказал я. — Уходили — была, а пришли — нет…
— Куда уходили?
Я промолчал. Пока не накормят, ни слова больше не скажу.
— Я чувствую, от тебя сейчас правды не добьешься, — сказал отец. — Натощак ты врешь плохо… Покорми его, Алена, — возможно, потом он придумает нам какую—нибудь историю повеселее.
Мы с Аленкой пошли в дом. В сенях она сказала:
— Твоя одежда дома. Ее парень принес, с которым мы на болото ходили. У него птичье прозвище… Сорока, что ли?
— Что он сказал?
— Мы сначала испугались, подумали, что ты утонул. Он говорит: «Не беспокойтесь, к вечеру вернется».
— Мы ему покажем, где раки зимуют… — сказал я.
— Суп теплый… Подогреть?
— Тащи какой есть!
Она налила целую тарелку супа с фасолью, на второе поставила на стол миску гречневой каши с молоком. И нарезала черного хлеба. Я накинулся на еду. Аленка сидела напротив и смотрела на меня. Я уплетал чуть теплый суп и косился на кашу. Я еще никогда не хотел так есть. Хотя там, в лесу, мне казалось, что больше всего на свете я хочу растянуться на кровати и заснуть. Последние километры были самыми тяжелыми. Даже привычный к таким переходам Федя Губин устал. Шел, чертыхаясь в адрес Сороки, и спотыкался. Он так и забыл рассказать эту историю про убитого мужика. Гарик до крови сбил о корень большой палец и хромал позади нас. Он тоже бубнил что-то угрожающее себе под нос. Если бы на дороге нам попался Сорока, от него мокрое место осталось бы.
Солнце напекло голову, плечи зудели. Хотелось пить, но за всю дорогу мы даже паршивой лужи не встретили. На привалах мы ложились голыми животами в пыль. Но кусачие лесные муравьи не давали долго прохлаждаться.
— А что еще говорил Сорока? — спросил я.
— О каких-то станках беседовали с отцом.
— Про бомбу говорили?
— Бомбу нашли? — оживилась Аленка. — В лесу, да?
— Отвяжись, — сказал я. — Ничего не нашли.
— Положить еще каши?
— Сыт по горло.
Аленка убрала посуду, порылась в кухонном столе и положила передо мной кусочек шоколада в блестящей обертке.
— Твоя доля, — сказала она.
От шоколадки я не стал отказываться.
— Вкусно? — спросила Аленка. Я с удивлением посмотрел на нее: с чего вдруг такая заботливая? Обычно посуду заставляет мыть, а тут сама все сделала, да еще шоколадом угощает и спрашивает, вкусно ли? Интересно, бывает шоколад невкусным?
— Выкладывай, что у тебя, — сказал я.
— Возьмешь меня на остров?
— Я туда не собираюсь.
— Сорока завтра будет ждать тебя в десять утра.
— Это он сказал? — удивился я. И даже забыл про шоколадку, которая немедленно расплавилась в моей руке.
— За тобой лодка придет.
— А может быть, вертолет прилетит? — пошутил я. Признаться, я ничего не понимал. Сорока приглашает меня на остров. Когда я хотел туда забраться, он спровадил меня кверху тормашками в воду, а теперь приглашает. Не иначе, как на судилище. Не будет же он мне ручку жать за то, что мы бомбу бросили?
— Возьмешь? — спросила Аленка.
— Чего же ты у него не попросилась?
— Неудобно.
— Посуду вымыла? Вытри стол… А теперь бегом в лес за цветочками…
В другой бы раз Аленка так и взвилась, а тут лишь спросила:
— Хочешь пирога с повидлом?
Заинтриговал остров Аленку не на шутку. А может быть, Сорока?
— Мы с Гариком отправимся, — сказал я.
— Он тебя приглашал, при чем тут Гарик?
Я понял, что от Аленки не отвяжешься. Пускай плывет со мной. Жалко, что ли? Конечно, с Гариком бы лучше… И так все равно ничего мне Сорока не сделает. Не я эту дурацкую бомбу бросал.
— Сердитый был? — спросил я.
— Я ведь его плохо знаю…
Дожевывая пирог с повидлом, я размышлял: плыть на остров или нет? Конечно, Сорока станет выяснять: кто бросил бомбу? Только от меня он ничего не добьется. Не на такого напал. А на острове мне очень хотелось побывать. Вряд ли когда-нибудь еще такой случай представится. Не будут же они меня поднимать на веревке? Узнаю, где ход. Аленку я обязательно возьму, при ней Сорока и его дружки не будут особенно распускать свои языки. Все-таки девчонка.
В комнату вошел отец.
— Ну, что там с вами приключилось? Только не ври, троглодит, а то мне будет стыдно за тебя. Уж лучше ничего не рассказывай.
— Ладно, — сказал я. — Не буду рассказывать.
