Прерванное молчание - [44]

Элис многое знает обо мне. Она знает обо мне больше, чем кто-либо другой. Она знает обо мне даже больше, чем ее отец Фрэнк Миллер. Но она все равно знает лишь ничтожно малую часть. Всего ей знать просто не надо. Всего знать она бы не смогла. Она бы просто не выдержала.

— Да, сделай мне кофе, пожалуйста, — отвечаю, стараясь не смотреть на наше отражение в зеркале, и целую Элис в щеку.

И это тоже требует от меня немалых усилий. Целовать Элис. Каждый раз я должен убедить себя, что имею на это право, и каждый раз это дается мне с большим трудом. Но я знаю, что должен целовать ее, потому что это нормально. Потому что это правильно, целовать человека, которого любишь. Хотя, я не знаю, люблю ли ее. Судя по всему, чувство, которое я испытываю, именно так и называется. Но мне трудно это понять. Я прочел десятки книг по психологии, но мне все еще трудно разобраться в определениях.

Мое восприятие мира сильно отличается от общепринятого. Мое сознание прочно связано с памятью, и это препятствует адекватной оценки реальности. Я знаю это и пытаюсь с этим бороться. Мы часто говорим об этом с Фрэнком. Мы часто встречаемся у него дома или где-нибудь в кафе. Вся моя жизнь — один сплошной сеанс психоанализа. Даже когда я один, это не прекращается. Даже когда я один, я пытаюсь во всем разобраться, пытаюсь разложить все по полочкам и стараюсь быть нормальным. Фрэнк и Элис говорят, у меня неплохо выходит. Но по мне, так, я не сдвинулся еще ни на шаг. Они говорят, что если я каждый день буду стараться, если каждый день буду заставлять себя, то вскоре это войдет в привычку. Однако прошел уже почти год, а мне все еще приходится прилагать невероятные усилия, чтобы поцеловать Элис. Каждый раз, перед тем как лечь с ней в постель, мне приходится бороться с чувством вины и со своими воспоминаниями. Мне приходится бороться с четырнадцатилетним мальчиком, который убил своего отца. И честно говоря, не могу сказать, что я выигрываю эти сражения. Чаще всего, я просто закрываю глаза. Чаще всего я просто стараюсь не смотреть на свое отражение. Я думаю, может быть, это поможет.

С кухни доносится аромат только что сваренного кофе. Я захожу, и Элис ставит на стол две чашки.

— Как дела на работе? — спрашиваю я.

— Как всегда, с переменным успехом, — улыбается она. — А у тебя, Джон?

— Все в порядке.

Так мы живем много дней. Так проходит много вечеров, пока однажды я не принимаю решение больше не отворачиваться. Вернее, я решаю, что, раз уж так и не научился смотреть на самого себя без презрения и ненависти, так попробую смотреть на других. На других, таких же как я, таких же, как тот мальчик, с которым я никак не могу справиться. Я решаю, что если стану помогать другим, то и сам смогу выбраться из этого кошмара.

— Как твои пациенты? — спрашиваю.

— Как всегда, — Элис устало улыбается. — В последнее время много трудностей.

— Я бы хотел помочь, если это возможно.

— Джон! — усталость моментально сменяется радостью и воодушевлением. — Ты серьезно? Ты все-таки решился?

Я понимаю, что в мои слова трудно поверить. Элис неоднократно предлагала мне работать в их реабилитационном центре для детей и подростков. Она говорила, что у меня намного больше шансов достучаться до пациентов, чем у всей команды психологов, врачей и юристов, работающих там.

— Думаю, я мог бы попробовать, — отвечаю. — Только у меня ведь нет образования. Как отреагирует твое начальство?

— Я много рассказывала о тебе, — все-таки ее улыбка просто великолепна! — Они будут очень рады, если ты возьмешься помочь.

— И что же ты рассказывала? — мне не удается скрыть сарказм. Мне даже не удается перевести его в иронию.

— Что ты замечательный человек, — она перегибается через стол и целует меня в губы. — И что у тебя большой опыт.

— Да уж, с кем бы поделиться этим опытом.

Мне неприятно говорить об этом. Мне неприятно вспоминать о своем опыте. Мне неприятно, когда Элис называет меня «замечательным человеком». Потому что я знаю, что это не так. Мне кажется, она обманывает меня. Мне до сих пор кажется, что она лукавит, называя меня «замечательным». Но я стараюсь гнать от себя эти мысли. Я стараюсь верить ей во всем. Я стараюсь быть нормальным.

— Ну перестань, Джон! — Элис выходит из-за стола и обнимает меня. — Все же хорошо.

— Прости, — вздыхаю.

Мы возвращаемся в комнату. На кровати лежит открытая книга, с которой я уснул. Элис берет ее и переворачивает, чтобы увидеть обложку. «Клиническая психология. Посттравматический синдром. Причины и следствия. Автор: профессор У. В. Скотт».

— Это довольно редкая книга! — восклицает Элис. — Где ты ее взял?

— Твой отец дал.

— И как тебе?

— Никак, — я пожимаю плечами. — Ничего нового.

— Послушай, у нас есть один мальчик…

Элис начинает снова говорить о своей работе. Она всегда знает, когда надо менять тему.

Мне легко с ней. Зная о самых скрытых уголках моей души, она никогда не старается копаться в них. Она никогда не рвется в закрытые двери, хотя почти все мои двери так и остаются закрытыми. Все мои двери наглухо заколочены. Элис, она замечательная, она не идет напролом и не долбит по моим стенам кувалдой. Впрочем, этим занимается Фрэнк. Он не оставляет меня в покое. Весь этот год мы часто встречаемся и много разговариваем. Он подсовывает мне книги и журналы по психологии, а потом пытается обсуждать их со мной. У него не всегда выходит, но он не отступает. Иногда мы ругаемся. Вернее, иногда я просто начинаю кричать на него и посылаю ко всем чертям. Но и тогда он не сдается. Иногда после наших встреч я возвращаюсь домой совершенно разбитым и раздавленным. И тогда Элис — моя спасительная гавань. Она всегда моя спасительная гавань. Она не стремится погрузиться в мой шторм. Она ждет на берегу. Но я знаю, что никто не понимает меня лучше, чем она. И никто не знает обо мне больше, чем она. Она знает даже то, что неизвестно ее отцу, потому что только она находится рядом, когда я просыпаюсь почти каждую ночь от кошмаров. Только она видит, как тогда у меня трясутся руки. Только она чувствует, как учащается мой пульс, как тяжело мне становится дышать. Она знает обо мне очень много. Она знает о самых темных сторонах моего прошлого. Но она никогда не лезет мне в душу. Мне иногда кажется, что они с Фрэнком просто поделили обязанности. Ну и бог с ними! Я же говорю, вся моя жизнь — это сплошной сеанс психоанализа.