Повести - [47]

Но что это? В лесу послышались тревожные крики. Вахтан насторожился. На опушку выбежал парень охотник, увидев старика Вахтана, предостерегающе крикнул:

— Беда! Враги!

И вмиг в избах сделалось пусто, спрятались в лесу женщины, увели с собой плачущих детей. А старый Вахтан не уходит. Чего ему бояться? Кто тронет старика? Он сидит на приступке, смотрит на тропу. Солнце печет вовсю. Вахтан замечает: на бревнах избы вытопилась смола. Клейкие комочки похожи на слезы.

«К худу это», — вспомнил Вахтан примету. И вовсе растревожился старик, себя ругать принялся: «Как же ты, старый пенек, не подумал, что Иргу надо предупредить?» Опираясь на посох, Вахтан заковылял в лес. Но не успел старик сделать и несколько шагов, как на тропе показались люди. Вахтан затаился в кустах. По-старчески дальнозоркий, он приметил среди пришельцев Иргу.

Рослая, ходившая обычно с высоко поднятой головой, дочь показалась ему сейчас вроде бы ниже ростом. Руки Ирги были скручены. Высокий краснорожий верзила тащил се вперед, ухватив за длинные черные косы.

— Доченька! — вырвалось у Вахтана. Но в шуме шагов и выкриков никто не услышал похожего на стон возгласа. Вахтан хотел шагнуть из-за кустов, но чьи-то крепкие руки удержали его. Старик обернулся. Молодой охотник, тот, что давеча предупреждал об опасности, шепнул:

— И ей не поможешь, и сам погибнешь! Крепись, отец, наши мужчины побежали за подмогой в соседние починки… Иди сюда. — Парень взял старика за плечо. — Видишь, их сколько!

Вахтан встал рядом с охотником.

Главарь, поигрывая темляком сабли, красовался перед Иргой. Девушка шевельнула плечами, видно, сильно резало связанные руки.

— Развязать! — крикнул главарь. Когда руки у Ирги были развязаны, заговорил ласково, вкрадчиво: — Как тебя зовут, красная девица?

Ирга бровью не повела, словно и не к ней обращался атаман.

— Куда именье попрятали?

Рассмеялась Ирга, на лес показала — ищите!

— Ну, ты! — вскипел главарь. — Станешь говорить? Смотри, горя хватишь!

— Горя много, а смерть одна, — ответила Ирга.

— Послать ее со дна рыбу ловить! — зло пробормотал кто-то из пришельцев.

— А ну, — повернулся главарь к своим, — всыпать ей!

Долго терзали Иргу, а она только смеялась в лицо врагам. Бросили ее мертвую на поляне, а сами принялись по избам шарить. Да, знать, немного именья было в починке — недовольны остались.

— Сжечь починок! — приказал рассвирепевший главарь.

Пляшет огонь по избам, красные сполохи рвут густую темень, сизый дым наволочью застилает поляну. Спасаясь от зноя и дыма, бандиты отошли к реке.

Главарь наклонился над водой, пить захотел. Припал, да так и не поднялся: длинная оперенная стрела вонзилась ему в затылок. Как зверя, застрелил его подоспевший с марийцами старик. Немногие из пришельцев уцелели, беспощадно убивали их марийцы.

А Иргу похоронили под сосной. Вахтан в могилу лук и колчан положил. Долго стоял старик у невысокого холмика. Все казалось Вахтану, будто жизнь свою зарыл.

Ушли марийцы с починка. С ними и другие племена тронулись с места. А когда на пути речка встретилась, перекинули через нее дуб, росший на берегу. И так много народа шло по этому дубу, что вся кора с него была сбита обувью…

— Да, ты мастак, — похвалил соседа Иван, когда Русейкин умолк. — Постой, а ведь тебя тоже Вахтаном звать? — спохватился он.

Русейкин усмехнулся, вовсе спрятав темные глаза.

— Я тут ни при чем. Отец с матерью назвали. Да это и не главное. У русских вон сколько Иванов, среди них всякие есть.

— Да, Аннов да Иванов, как грибов поганых, — согласился Иван.

— Главное, ты намек понял? — сощурился, точно из винтовки стал целиться, Вахтан. — Человек, если знает, за что надо смерть принять, никогда не сломится. А после смерти люди его всегда помнить будут. Согласен? Будь моя воля, я бы эту историю про Иргу в листовках напечатал, чтобы все прочитали: и русские, и марийцы, и грузины, и украинцы… Все поймут. Душа-то ведь у всех одинаковая. Человек понимать должен, за что на смерть идет.

— Это ты верно говоришь, — кивнул Иван. — Вот со мной парень был, земляк. Все дядей Ваней меня звал… Случилось с ним такое, что он во мне всю душу перевернул. Сейчас как вспомню, жалко до слез, что его не разглядел, ругался, бывало, на него. — Сглатывая колючий клубок, вздыхая и внутренне ужасаясь, Иван рассказал про тяжело раненного Кольчу Савинова, который просил добить его, чтобы не мешал в бою.

Но мариец неожиданно равнодушно сказал:

— Бывает. — А потом вдруг зло спросил: — Хочешь, я тебе по-другому это самое поверну? Не хочу я умирать, как этот твой земляк, понял? Не хочу, чтобы на моих костях кто-то свое благополучие строил! Ты того в толк не возьмешь, что смерть все равно смерть!

— Что же ты так? — Иван недоуменно посмотрел на Русейкина. — Сперва одно говоришь, потом другое… Путаник ты какой-то!

— А ты? Все тебе ясно, понятно, да? У тебя на все ответы есть? — наседал Русейкин. — Скажи тогда мне! Очень я про смерть интересуюсь знать, к примеру! Очень даже!

— Это вы тут про что разговорились?

Они обернулись. В освещенном проеме дверей стояла медсестра.

— Выписываться скоро, а они про смерть. Ай-ай-ай, как не стыдно! Смотрите, главному врачу доложу! Марш на ужин! — и сестра повернулась, вильнув длинными толстыми косами.