Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей - [14]
— Как это хорошо — работать вот так дружно, вместе! — говорила Хельги Салусте. — Раньше, на хуторах, люди были одинокие, злые… А теперь…
Андрес никогда раньше не слышал, как говорит его мать. То есть нет, конечно, он слышал от нее тысячи будничных слов: «Сделал ли ты уроки?», «Садись ужинать», «Доброй ночи». Иногда мама жаловалась, что ей «трудно сводить концы с концами». Правда, еще она вспоминала, какой хороший человек был его отец, как он вернулся с войны — со шрамами, на костылях. И как потом он скончался и маленький Андрес остался у нее на руках…
Но это были домашние разговоры. Сейчас мама говорила так же просто, как всегда, но совсем о другом. И Андрес заслушался.
— Хорошо тут у вас! Радостно! — повторила Хельги.
«Радостно»! Вот как верно сказала мама! И Андрес опять вонзил в глину свою лопату, и опять полетели во все стороны глянцевитые шоколадные комья. Врезаться с лопатой в крутой берег было легко и весело: хотя они только-только «приступили к основным работам», яма получалась уже глубокой, почти в человеческий рост.
А немного дальше торчал старый, корявый пень. Андрес начал подкапываться под него, но пень держался крепко. Подошла Айме, стала помогать. И оттого, что Айме стала здесь, рядом с ним, Андресу хотелось еще чаще вонзать лопату в глину, выкидывать огромные, богатырские комья. Так, чтобы сама земля расступилась перед ним!
И земля начала расступаться.
Увидев это, не выдержал и Волли.
Он подбежал к упрямому пню, вцепился в него обеими руками, стараясь раскачать его, опрокинуть. Но пень стоял еще прочно.
Тогда Волли схватил чей-то лом, длинный и тяжелый. Лом плохо слушался Волли, но с четвертого удара все-таки вошел в землю рядом с толстым-претолстым корнем. Волли нажал, напрягая все свои силы, и корень не выдержал, пополз из земли, раздирая нависший над краем ямы дерн.
— Ура! — закричал Волли, потому что молчать он мог только на рыбной ловле и на уроках пения. — Ура!
Андрес и Айме снизу обрубали корешки лопатами, а Волли сверху так орудовал ломом, что пень начал качаться, как молочные зубы у сестренки Мари. Тогда Волли бросил лом, разбежался, гикнул, прыгнул на пень и…
Словно баба-яга на помеле, он пролетел на головами Айме и Андреса и вместе с пнем ухнул в яму.
— Ты не ушиблась? — заботливо спросил Андрес у Айме, помогая ей встать на ноги. Волли он словно и не заметил, хотя тот лежал здесь же, рядом.
— Противный Круус! Как маленький! — сердито сказала Айме, вытряхивая из-за шиворота насыпавшиеся туда комочки земли.
— Подумаешь, принцесса! — огрызнулся Волли, потирая здоровенную шишку на лбу: и на что это он напоролся?
Лихо же он летел! Вон какой пень выворотил — эти двое без Волли ни за что не справились бы, А еще дуются…
Ну и ладно, он и без них обойдется! Пожалуйста!
И Волли поднялся, выкарабкался из ямы и отправился бродить по всей стройке. Попробовал выдернуть пенек, потом другой. Но они не поддавались. Вот колышки — дело другое, они держались совсем слабо. Волли выдергивал их из земли и швырял в речку. Бух! Бух! Постояли — теперь поплавайте!..
— Разметка! Моя разметка! — схватился за голову Вальтер Пихлакас.
Покачиваясь на волнах, по речке уплывали те самые колышки, которые физик с таким трудом расставил по краям котлована, добиваясь, чтобы все углы были прямыми, а стороны имели одинаковую длину.
Глава девятая, в которой два директора находят один общий язык
— Альберт, ты должен принять меры! Так больше не может продолжаться! — уже в дверях встретила мужа расстроенная Лилли Паю.
— Ну, что опять случилось? — поморщился усталый Альберт, собиравшийся ужинать.
Он и так весь день «принимал меры» на полях, в коровниках и свинарниках. Целый совхоз на плечах. Он никак не собирался принимать какие-то «меры» в собственном доме. Принимать пищу его больше устраивало.
— Ты должен пойти в школу и доказать этому несносному Каэру, что наш Рауль не должен копать землю. В конце концов, он подрывает твой авторитет!
— Кто подрывает? — стаскивая сапоги, облепленные жирной землей, осведомился Альберт Паю.
— Рауль!
— Ты же сказала, что он роет землю, а не что-нибудь другое.
— Не остри, пожалуйста! Тебе это никогда не удавалось. Рауль подрывает твой авторитет. Зачем сыну директора совхоза копаться в земле? У него руки пианиста, их нужно беречь… Нет-нет, не перебивай меня! Если ты не вмешаешься, я увезу Рауля в город. У него тяга к музыке! Эмма Рястас говорит, что у него большой талант. Этот талант нельзя зарывать в землю! Рауль так страдает!
— Он мне ни слова не говорил.
— Конечно! Рауль боится сказать тебе об этом. Но он страдает, у него бессонница! Я сама слышала, как мальчик ворочался всю прошлую ночь.
— Подай ужин! — коротко приказал Альберт. Его слова прозвучали куда грубее, чем ему хотелось. Чтобы сгладить эту грубость, Альберт добавил: — А то на пустой желудок не понять, что именно наш Рауль роет, подрывает и зарывает.
— Ты опять отделываешься плоскими шутками! Речь идет о нашем ребенке, а ты…
Но тут Лилли поймала такой выразительный взгляд своего мужа, что прикусила язычок. Она имела достаточно большой опыт семейной жизни, чтобы понять, что этот разговор можно продолжать только после ужина.
