Поступки во имя любви - [104]

Мег положила руку на голову Барри.

– Он замечательный мальчик, – сказала она. – Ему просто нужно немного времени, чтобы к нам привыкнуть. Как только он будет готов, мы услышим его голосок, – она улыбнулась малышу. – Правда?

Он сосал палец и смотрел на нее.

У Кармел защипало глаза от слез, и она часто заморгала.

– Вы станете платить мне пятьдесят евро за три утра?

– Я понимаю, это немного, – торопливо произнесла Мег, – но…

– Все отлично, этого достаточно, – прервала ее Кармел. – Я с удовольствием. Богом клянусь, я с удовольствием буду работать.

Работа. Ей предложили ее первую работу в этой яркой шумной комнате, где Барри помогут освоиться и всему научиться. Она будет приходить сюда три утра в неделю и помогать, делать то, что она и так делала, не раздумывая, три прошедших дня. Разве вытереть нос, завязать несколько шнурков, собрать части мозаики в коробку это трудно? Это пустяки.

Она будет получать пятьдесят евро в неделю за ничегонеделанье. И Барри будет с ней, ей не придется беспокоиться о том, куда его пристроить.

Кармел почувствовала, как в ней пробуждается радость, и быстро вскочила на ноги, боясь, как бы Мег не передумала.

– Мы лучше пойдем, – сказала она. – Пора дать вам отдохнуть.

Мег тоже встала.

– Подожди здесь секунду, – попросила она и вышла из комнаты.

Кармел сняла с крючка курточку Барри. Под крючком было написано «Барри». На каждом столе была приклеена надпись «Стол», на каждом стуле – «Стул», сделанная черным маркером на белом картоне.

Кармел карандашом переписала эти слова на листок бумаги, пока Мег читала детям историю. Она нарисовала картинку под каждым словом, сложила листок и убрала в карман. На следующей неделе она выучит слова «окно», «дверь» и «стена». Она уже учится читать, хотя Майкл еще не нашел для нее курсы. Она сделает то, что ей не удалось сделать в школе, где взмыленные учителя тратили все усилия лишь на то, чтобы утихомирить переполненный класс, и не обращали внимания на Кармел Райан. Легко игнорировать детей, чьи родители никогда не придут в школу и ни о чем учителей не спросят.

Мег вернулась и протянула ей купюру в пятьдесят евро.

– Твоя первая зарплата, – объяснила она.

– Ой, нет, – Кармел попятилась. – Я еще не начала работать.

– Бери, – Мег вложила деньги ей в руку. – Я не хочу чувствовать себя так, будто я тебя эксплуатировала. Бери же, я настаиваю.

По дороге домой (домой!) Кармел купила шариковую ручку и тетрадь, маленький пакетик желейных конфет для Барри, пакетик семян турецкой гвоздики, пакет картошки, турнепс, курицу и маленькую бутылочку виски. Она видела виски у задней стенки кухонного шкафчика, поэтому знала, какой сорт пьет Майкл.

Они дошли до дома, и Кармел остановилась у калитки. Барри посмотрел на нее.

– Подожди секунду, – попросила она и посмотрела на фасад из красного кирпича, на место, где они теперь жили. Дом семнадцать, Спрингфилд-Гроув. Дом, в котором вырос Этан.

– Вот что я тебе скажу, – обратилась она к сыну, – давай быстренько съедим ленч, а потом пойдем к дедушке в магазин. ОК? Я должна кое-что сказать ему.

Ее просто распирало от новостей. Она должна была рассказать ему. Ей не терпелось увидеть его лицо, когда она ему скажет. Ей хотелось, чтобы он радовался тому, что взял их к себе, что она мать его внука.

* * *

Первой, кого увидела Одри, войдя в гостиную Полины, была молодая женщина, регулярно навещавшая мать и сына, та самая, кого Полина помогала растить после смерти матери. Она в одиночестве стояла у окна, прислонившись к радиатору отопления, сложив руки на груди, и смотрела на оранжевый ковер с рисунком из мелких коричневых звездочек.

В маленькой гостиной Полины собрались ее соседи и друзья, зашедшие к ней по дороге домой после того, как тело Кевина перевезли из больничного морга в церковь. Они стояли или сидели на ручках кресел, держа в руках чашки, стаканы и тарелки. В комнате повис густой аромат духов, кофе и сваренных вкрутую яиц и стоял гул от приглушенных разговоров. Молодая женщина держалась поодаль, темные волосы занавесили ее лицо.

Одри двигалась по комнате, держа в руках самый большой заварочный чайник Полины, и доливала чай в чашки. Она подошла к девушке:

– Горяченького подлить?

Та на мгновение подняла голову, и Одри заметила темные тени под карими глазами.

– Нет… спасибо.

Она никак не дала понять, что узнала Одри. Ее чашка стояла возле ее ног на ковре, и она едва притронулась к чаю, успевшему покрыться тонкой пленкой. Одри поставила чайник на подоконник и прислонилась к стене, обе молчали.

– Кевин был для меня вторым старшим братом, – наконец сказала женщина, ее голос был чуть громче шепота, поэтому Одри пришлось наклонить к ней голову, чтобы расслышать. – Он всегда был добр ко мне. Научил завязывать шнурки как раз перед тем, как я пошла в школу. Я не понимала, что он не такой, как все. Я считала его замечательным, – она замолчала и покачала головой. – Это так несправедливо.

Одри промолчала. В дальнем углу комнаты кто-то рассмеялся было и резко замолчал.

– Как Полина? – спросила женщина, поднимая голову, чтобы посмотреть на Одри. – Я не могу даже поговорить с ней как следует, столько народа…