Последний рейс - [31]
— Меха-аник! — с нерассчитанной злостью рявкнул Кострецкий, смущенно отметил про себя этот срыв, но тут же подумал: «Господи, да какой он механик… по мотоциклам разве что!»
Из кубрика с книжкой в руке выглянул Андрей, поднял на капитана вопросительные глаза. «Во-о! Ме-ха-а-ник явился! Роман почитывает, а там дизель, может… Э-эх!»
— Держи колесо, что ли, тьфу! Я тут пока…
Кострецкий поймал снисходительно-понимающий взгляд парня, густо покраснел и с нарочитой деловитостью вышел из рубки. Он спустился в люк машинного отделения, обошел напряженно рокочущий дизель, осмотрел все это горячее трудолюбивое хозяйство, в котором, кажется, ни одна железка не стояла без дела, без пользы, и вылез на свежий воздух. Несколько секунд капитан постоял в нерешительности, потом отчаянно махнул рукой, будто отметая некое навязчивое сомнение.
В кубрике, на счастье, никого не было. Он приподнял свой диванчик, сунул руку в сундук и извлек оттуда целенькую бутылку водки — у капитана водился свой НЗ. Немного поколебавшись, он отцедил полстакана, потом со щемяще-виноватой гримасой долил до пояска. Спрятав бутылку, капитан закурил. Наконец теплая волна накрыла его, нервы отпустило, боль в надбровных дугах утихла, и в голове зароились путаные мысли обо всем сразу: «Последний рейс… Паршивый получился рейс. Эти рвачи с начальником, тьфу! Ры-ыбки… ну, а мне-то зачем эта рыбка? Что у меня тут? Семья, дети? Да где они, господи?.. Последний рейс. Не-ет, сдам это судно… ха-ха… этот унитаз — и домой! На колени перед Ольгой, простит?.. К вечеру будем в Сургуте, если ничего не случится. Ничего вроде бы не должно… Стоп!»
Максим Федорович рывком поднялся с диванчика. Он вдруг вспомнил, что в машинном отделении под ногами хлюпала вода, он даже забрызгался, когда тяжело спрыгнул в люк.
Кострецкий не заметил, как очутился в машинном. С первого взгляда здесь все было нормально: ритмично стучал дизель, глухо, ровно позванивал гребной вал, от мотора исходил привычный устойчивый жар. Но сапоги капитана почти до щиколоток скрывала скопившаяся на днище вода. Он бросился к помпе, которая должна автоматически откачивать проникающую влагу, хотя сразу подумал, что она не работает: насос крутился практически вхолостую — где-то пробило прокладки. Кострецкий взялся за рычаг ручной помпы у левого борта. Минуты через три ему стало жарко, он сбросил стеганый ватник и дергал рычаг вверх-вниз еще минут десять. Кострецкий стал задыхаться, почувствовал противную дрожь в ногах, а сердце в груди принялось беспорядочно стучаться в ребра. Он бросил рычаг и присел прямо на помпу. Отдышавшись, капитан с удовлетворением отметил, что воды под гребным валом стало меньше — значит, ручником можно справиться.
В рубке Максим Федорович застал всех обитателей «Зюйда». Ни слова не говоря, он отодвинул Андрея от штурвала и кивнул за спину. Моторист понял и выскочил наружу. Через пять минут он вернулся и наклонился над плечом капитана.
— Ага, сообразил все-таки, — хмыкнул Кострецкий. — Ну, говори вслух. Впрочем, я сам…
Денисков, еще когда капитан вернулся в рубку с непривычно трезвым, осмысленным выражением лица, подумал, что на катере что-то случилось. И сейчас это перешептывание с Андреем. Он бросил взгляд на всех остальных. Авзал Гизатович тоже смотрел на капитана и моториста настороженно. Володя рассеянно уставился в окно, размышляя о чем-то приятном, губы его чуть приметно улыбались. Никола, сразу оценив обстановку, сдвинул на брови заячью шапку и тоже отправился в машинное отделение.
— Значит, такая обстановка на судне, — объявил Кострецкий. — В машинном вода. Будем откачивать ручной помпой. Все по очереди. Иначе, сами понимаете… Если вода подымется до вала — амба!
— Да-а, ничего страшного… — послышался хозяйственный бас вернувшегося Николы, — по двадцать минут разминки на брата… Насос добрый, качает что надо.
— Я думаю, на той мели расшатало фланец на гребном валу… — вставил моторист.
— Думай не думай… вкалывать надо! — рассердился капитан.
— Этого мне еще не хватало! — ожесточенно бросил Авзал Гизатович.
— Ну, я пойду первым, — распределил Никола, — потом Андрей, Борис, Владимир Егорович… — Никола посмотрел на спину начальника, удаляющегося вниз в кубрик, ухмыльнулся недобро. — Потом по новой, значит.
Через час под дизелем стало почти сухо, и насос пока оставили в покое.
Теперь «Зюйд» все время прижимался к горному берегу, на случай серьезной аварии. Капитан предлагал приткнуться в первом же подвернувшемся затишке и перебрать машинную помпу, но всем обитателям злосчастного катера до смерти надоело это затянувшееся путешествие, и каждая новая задержка представлялась очередным издевательством судьбы — они рвались в Сургут, который теперь казался им общим домом. Хотя по-настоящему жили там лишь трое: начальник, инспектор и Никола. Один только моторист Андрей хранил философское спокойствие: казалось, он никуда не спешил, не думал о том, что скоро праздник, не волновался за течь в машинном отсеке — он сидел в углу своего топчана с толстой книжкой на коленях. Денисков прочитал название: Скотт Фицджеральд, «Ночь нежна». Борис не знал такого писателя, хотя не считал себя совсем уж дураком — читал всяких иностранцев. «Во-о какие книжки на Оби читать стали!» — иронично восхитился он и насмешливо похлопал Андрея по плечу.
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.
Молодой московский прозаик Илья Митрофанов умеет точно и зримо передать жизнь в слове. Уже одно это — свидетельство его одаренности. Располагает к себе и знание жизни, способность не только наблюдать и изображать, но и размышлять над теми ее, подчас весьма нелегкими задачами, которые ставит она перед вступающим в самостоятельную рабочую жизнь героем. Молодой писатель по рождению южанин. Оттого, наверное, в повести его есть и свойственная южной прозе пластичность слова, и своеобразие разговора героев, и напряжение чувств.
В небольшом английском провинциальном городке во время празднования традиционного дня Гая Фокса убивают местного эсквайра. Как устанавливают прибывшие для расследования детективы из Скотленд-Ярда, преступление совершено подростками. Виновных арестовывают и предают суду. Итак, совершено еще одно из тех обыкновенных убийств, каких немало происходит ежедневно. Джулиан Саймонз далек от того, чтобы обличать действительность современной Англии. Его взгляд на жизнь характерен для нынешнего западного писателя.
Степан Залевский родился в 1948 году в селе Калиновка Кокчетавской области. Прежде чем поступить в Литинститут и закончить его, он сменил не одну рабочую профессию. Трудился и трактористом на целине, и слесарем на «Уралмаше», и токарем в Москве. На Дальнем Востоке служил в армии. Познание жизни в разных уголках нашей страны, познание себя в ней и окружающих люден — все это находит отражение в его прозе. Рассказы Степана Залевского, радующие своеобразной живостью и свежей образностью, публиковались в «Литературной России», «Урале», «Москве» и были отмечены критикой. «На легких ветрах» — первая повесть Степана Залевского. Написана повесть живо и увлекательно.
Алексей Логунов родился в деревне Черемухово Тульской области, недалеко от Куликова поля. Как и многие его сверстники — подростки послевоенных лет, — вступил в родном колхозе на первую свою трудовую тропинку. После учебы в школе ФЗО по профессии каменщика его рабочая биография началась на городских и сельских стройках. Затем работал в газетах и на телевидении. Именно эти годы явились основой его творческого мужания. В авторском активе Алексея Логунова — стихи, рассказы, а сейчас уже и повести. Но проза взяла верх над его стихами, читаешь ее, и угадывается в ней поэт, Видишь в этой прозе картины родной природы с нетерпеливыми ручьями и реками, с притихшими после прошумевших над тульской землей военных гроз лесами и перелесками, тальниковыми балками и неоглядными, до самого окоема полями… А в центре величавой картины срединной России стоит человек-труженик, человек-хозяин, человек — защитник этой земли. Куликово поле, люди, живущие на нем, — главная тема произведений А. Логунова.