Последний рейс - [28]

Шрифт
Интервал

Авзал Гизатович не выдержал, залез под брезент с левого края, достал из верхнего ящика увесистого муксуна, осторожно пощупал на твердость брюшину, понюхал… Потом он проделал то же еще в нескольких местах брезентовой горы. Степное скуластое лицо его было непроницаемо. Денисков внутренне усмехнулся, наблюдая манипуляции начальника: «Как будто что понимает в рыбе… А соли могли бы догадаться прихватить крупной, рогожной. Тоже мне добытчики!»

Борис посмотрел на свои морские часы: уже полчаса стоял на якоре встречный катер, что-то уж слишком долго парламентарии пострадавших вели там переговоры о помощи.

— Кажется, к нам идут, — толкнул его моторист.

Сквозь пелену дождя ожидавшие с трудом рассмотрели, что огни катера стали смещаться, приближаться. Вот изменился силуэт судна, сузился его корпус — значит, катер повернулся носом в их сторону. На палубе «Зюйда» почувствовалось оживление. Капитан на радостях сбегал вниз и вернулся, сладко пожевывая губами — видимо, у него было припрятано согревающе-бодрящее. Но рано обрадовался Максим Федорович. Надежды пострадавших не оправдались: катер поерзал туда-сюда метрах в трехстах от «Зюйда» и снова заякорился.

А скоро инспектор и Никола молча вскарабкались на палубу родного судна. Их встретили тревожным, угрюмым молчанием.

— Не пройдет он сюда, — наконец сообщил Володя. — Осадка у него большая.

— Да шо брехать зря, они сами все видели, — бросил Никола.

Все спустились в кубрик.

— Рыба-то… — начал Авзал Гизатович. — Дождь» Тепло. Рыба-то сгорит.

— Понимаем, — буркнул Володя.

— Надо выгружаться на берег! — решительно отрубил Авзал Гизатович. — Здесь останется экипаж.

— Валяйте, — равнодушно поддержал капитан. — Нечего, в самом деле, ждать у моря погоды. Я тут один останусь.

— Есть еще один вариант, — оживился Володя. — Предлагаю добираться до Сургута на шлюпке. К вечеру дома будем.

После такого предложения в кубрике возникла какая-то особая тишина. Никто не смотрел друг на друга, но все думали об одном и том же. Денисков тоже понял смысл этого молчания и, конечно, сообразил: «Уж мне-то в этом варианте ничего не отломится. И так обузой для них стал».

— Интер-ресно, подымет казанка трех человек да еще полтонны груза… нет, груза-то поболе?.. — сдерживая назревавший в нем отпор, спросил Никола.

«Ну, так и есть… — мелькнуло у Денискова, — три человека… Значит, обо мне, само собой, и речи быть не может. Экипаж должен остаться, это понятно, но я-то?..» Борис почувствовал, как с самого дна его души пробиваются вверх мелкие пузырьки обиды и, накапливаясь, подступают к горлу удушливой пеной. У него возникло болезненное ощущение беспомощности, брошенности. И главное, от него ничего тут не зависело. О капитане и мотористе он как-то не думал, не хотел думать. Их положение объяснялось уставом речной службы — они не должны бросать судно.

Борис все-таки вынужден был признаться себе, что всплывшая на поверхность его души пена — это, если сказать честно, и есть та самая махонькая житейская подлость, может, не совсем подлость, может, ее предпосылка, но что-то в этом было нечестное, низкое.

— Поедем мы с Владимиром Егоровичем, — властным голосом произнес Авзал Гизатович, потом с деловито-дружелюбной улыбкой, как бы смягчая сказанное, добавил: — А из Сургута я срочно направляю к вам катер. Понадобится — вертолет найду.

— Ас рыбой как?! — Никола уже с трудом сдерживал закипавшую злость.

— Мы свой пай, конечно, возьмем в лодку, — как нечто само собой разумеющееся ответил он.

— Ясно, — отрубил Никола и пересадил на голове белую заячью шапку. — Это вы здорово придумали! Одно только запамятовали… — Теперь в голосе Николы откровенно звучало язвительное злорадство. — Лод-ка-то моя. Эт-то моя шлюпка! И хозяин в этом деле я. Вы тут… как хотите, а я ухожу до хаты.

В кубрике повисла зловещая тишина. Это было уже молчание открытого раздора. Авзал Гизатович окаменел, смуглая кожа его лица в тех местах, где круто выпирали скулы, стала гипсово-белой. Борис во все глаза смотрел на происходящее, понимая, что именно теперь, в конфликте этих трех человек — Авзала, Николы и Володи, решается судьба еще недавно дружной, теплой компании и горемычного кораблика «Зюйд». И у Денискова возникла парадоксальная мысль: вот сейчас, в этом раздоре, зародится единение, которое выведет всех из тупика. И произойдет это из-за самой угрозы раскола — раскол во всякой критической ситуации, если не губителен, то, по крайней мере, дорого обходится. Но почему молчит Володя, Владимир Егорович, старший инспектор навигационно-технической инспекции и настоящий хозяин арендованного судна? Володя сидел, опустив голову на кисти рук, упавшие вниз густые волосы закрывали его лицо. «Что скажешь, инспектор?» — этот вопрос был в глазах всех мужчин.

Наконец хозяин катера резко распрямился, так что волосы отлетели, открыв усталое, но твердое в принятом решении лицо.

— Шлюпку мы тебе, Никола, не отдадим. И ты это сам знаешь, — размеренно, с некоторым нажимом начал Владимир Егорович. — Сейчас всерьез возьмемся за катер. Спасение утопающих, как говорится, дело рук самих утопающих. Кострецкого временно отстраняю, за штурвал встанешь ты, Никола, помогать тебе будет Борис. Будем вымываться назад. Хоть сутки проторчим здесь, хоть на руках, но вытолкаться на воду надо!


Рекомендуем почитать
Все реально

Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.


Наша Рыбка

Я был примерным студентом, хорошим парнем из благополучной московской семьи. Плыл по течению в надежде на счастливое будущее, пока в один миг все не перевернулось с ног на голову. На пути к счастью мне пришлось отказаться от привычных взглядов и забыть давно вбитые в голову правила. Ведь, как известно, настоящее чувство не может быть загнано в рамки. Но, начав жить не по общепринятым нормам, я понял, как судьба поступает с теми, кто позволил себе стать свободным. Моя история о Москве, о любви, об искусстве и немного обо всех нас.


Построение квадрата на шестом уроке

Сергей Носов – прозаик, драматург, автор шести романов, нескольких книг рассказов и эссе, а также оригинальных работ по психологии памятников; лауреат премии «Национальный бестселлер» (за роман «Фигурные скобки») и финалист «Большой книги» («Франсуаза, или Путь к леднику»). Новая книга «Построение квадрата на шестом уроке» приглашает взглянуть на нашу жизнь с четырех неожиданных сторон и узнать, почему опасно ночевать на комаровской даче Ахматовой, где купался Керенский, что происходит в голове шестиклассника Ромы и зачем автор этой книги залез на Александровскую колонну…


Когда закончится война

Всегда ли мечты совпадают с реальностью? Когда как…


Белый человек

В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.


Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.


Свои люди

Молодой московский прозаик Илья Митрофанов умеет точно и зримо передать жизнь в слове. Уже одно это — свидетельство его одаренности. Располагает к себе и знание жизни, способность не только наблюдать и изображать, но и размышлять над теми ее, подчас весьма нелегкими задачами, которые ставит она перед вступающим в самостоятельную рабочую жизнь героем. Молодой писатель по рождению южанин. Оттого, наверное, в повести его есть и свойственная южной прозе пластичность слова, и своеобразие разговора героев, и напряжение чувств.


Без наказания

В небольшом английском провинциальном городке во время празднования традиционного дня Гая Фокса убивают местного эсквайра. Как устанавливают прибывшие для расследования детективы из Скотленд-Ярда, преступление совершено подростками. Виновных арестовывают и предают суду. Итак, совершено еще одно из тех обыкновенных убийств, каких немало происходит ежедневно. Джулиан Саймонз далек от того, чтобы обличать действительность современной Англии. Его взгляд на жизнь характерен для нынешнего западного писателя.


На легких ветрах

Степан Залевский родился в 1948 году в селе Калиновка Кокчетавской области. Прежде чем поступить в Литинститут и закончить его, он сменил не одну рабочую профессию. Трудился и трактористом на целине, и слесарем на «Уралмаше», и токарем в Москве. На Дальнем Востоке служил в армии. Познание жизни в разных уголках нашей страны, познание себя в ней и окружающих люден — все это находит отражение в его прозе. Рассказы Степана Залевского, радующие своеобразной живостью и свежей образностью, публиковались в «Литературной России», «Урале», «Москве» и были отмечены критикой. «На легких ветрах» — первая повесть Степана Залевского. Написана повесть живо и увлекательно.


Куликовские притчи

Алексей Логунов родился в деревне Черемухово Тульской области, недалеко от Куликова поля. Как и многие его сверстники — подростки послевоенных лет, — вступил в родном колхозе на первую свою трудовую тропинку. После учебы в школе ФЗО по профессии каменщика его рабочая биография началась на городских и сельских стройках. Затем работал в газетах и на телевидении. Именно эти годы явились основой его творческого мужания. В авторском активе Алексея Логунова — стихи, рассказы, а сейчас уже и повести. Но проза взяла верх над его стихами, читаешь ее, и угадывается в ней поэт, Видишь в этой прозе картины родной природы с нетерпеливыми ручьями и реками, с притихшими после прошумевших над тульской землей военных гроз лесами и перелесками, тальниковыми балками и неоглядными, до самого окоема полями… А в центре величавой картины срединной России стоит человек-труженик, человек-хозяин, человек — защитник этой земли. Куликово поле, люди, живущие на нем, — главная тема произведений А. Логунова.