Под нами бездна - [10]

Туристку можно было принять за пень, если бы не яркая жилетка. Она сидела под старым кедром, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. Услышав шаги, медленно подняла голову с усталыми воспаленными глазами, в руке блеснул ствол. Федор упал за дерево, успев крикнуть: «Не стреляй!» Над головой шлепнулись в кору две пули, еще три пропели, отрикошетив, где-то в стороне.

Как только стрельба прекратилась, он поднял голову и увидел, что тонкий ствол пистолета несуразно торчит, а затвор зафиксирован. Пока Подружка не переменила обойму, он выстрелил картечью по кроне кедра. Хвоя, кора и труха водопадом обрушились на девицу. Та завизжала, закрывая глаза ладонями. Пистолет выпал из ее рук. В следующий миг Федор подскочил к ней и, опустившись на колени, обнял за плечи, похлопывая ладонью по спине.

— Ну, все-все, дочка! Успокойся! Я — лесник, зачем же ты в меня стреляешь?

Скалолазка зарыдала, захлебываясь слезами. Ее руки, упиравшиеся ему в грудь, ослабли и обвили его шею. Федор покосился на землю и коленом прижал разряженный пистолет неизвестной ему системы.

— Вот ведь! — задрал он голову, разглядывая кедр. — Ни за что ни про что такому красавцу ветки попортил.

— Какие ветки? — отстраняясь, удивленно спросила она тоненьким голоском подростка, который так не вязался с крепкой спортивной фигурой, и стала вытирать опухшие глаза костяшками пальцев.

Ее ладони были покрыты сплошной кровавой раной. Она взглянула на них, и глаза ее вновь наполнились доверчивыми слезами:

— Руки болят! — плаксиво всхлипнула детским голоском и протянула ладошки к его лицу.

Федор подул на раны, удивляясь, что девушка смогла такими руками разводить костры, стрелять.

Она не бросила веревку, когда сорвалась ее подруга и из скалы выдернулся крюк. Силы были не равны, но она сжимала пальцы даже тогда, когда веревка стала жечь ладони раскаленным железом.

При всей неприязни к туристам Подружка вызывала у лесоинспектора чувство уважения.

— Сейчас мы тебя полечим. У меня для таких ран есть хорошее лекарство. Заживет как на собаке.

Федор наконец сбросил с плеч рюкзак, поднялся на ноги, мимоходом сунув в карман пистолет, достал бинт, вату, склянку с мазью и ампулу новокаина. Обезболив рану, приложил к ней вату с мазью и стал бинтовать, приговаривая:

— Немного пощиплет, но ты потерпи: ты — девочка взрослая.

Скалолазка застонала, засучила длинными ногами, но руку не вырвала, позволив ему закончить перевязку. Затем доверчиво протянула другую.

— Вот и умница! — похвалил Федор.

Наконец он разглядел ее. О возрасте скалолазки сейчас трудно было судить. Ей могло быть и двадцать пять, и тридцать пять лет. Растрепанные густые русые волосы еще сохраняли форму какойто пышной прически. Широкий лоб, очень большие глаза, опухшие выпяченные губы и маленький, подрагивающий подбородок… Голосок, с которым никак не вязались рискованные увлечения и пистолет. Но, так или иначе, эта девушка или женщина имела прямое отношение к гибели двух людей и если не подстрелила его самого, то только благодаря тому, что он за последние двадцать пять лет своей жизни пережил много неожиданностей на таежных тропах.

Федор быстро развел костер, приготовил ужин и ночлег, хотя до сумерек оставалось еще часа три.

Накормив скалолазку из своей ложки, как ребенка, он стал собираться.

— Вы уходите? — спросила она, и в глазах ее снова заполыхал страх. — Куда?

— К потемкам вернусь. Мне свою работу надо закончить, — ответил он уклончиво. — Сиди здесь и жди. — Достал из кармана пистолет, освободил возвратную пружину, вынул пустую обойму. — Патроны есть?

Она кивнула на нагрудный карман жилетки. Он вытащил из него запасную обойму, вставил в рукоять, клацнув затвором, загнал патрон в ствол, поставил пистолет на предохранитель, сунул его во внутренний карман пуховки, которую подобрал на стоянке, и накинул ей на плечи.

Она бросила на него взгляд, быстрый, испуганный, испытующий.

— Жди! — кивнул Федор. — Только в меня больше не стреляй: посмотри сперва кто, спроси, что надо, а потом… А дальше действуй по обстоятельствам.

— Вы все знаете, да? Вы видели его? — спросила она, и глаза ее снова начали наполняться слезами.

— Кого? Бича в подпаленной шинели?

Она кивнула, глядя в сторону.

— Видел, — усмехнулся Федор, перезаряжая двустволку. — Хотел пристрелить, а он сиганул по склону шустрей козла. Шагов на двести оторвался — из дробовика не достать было. Я его знаю.

Появится — стреляй на убой, ни о чем не спрашивай.

Ее глаза стали в пол-лица, как у стрекозы, опухший ротик раскрылся, маленький, кукольно округленный подбородок задергался.

— Он жив? — охнула она.

— А что ему сделается? Таких ни медведь, ни клещ не берут. Кстати, осмотрись насчет клещей. Не скучай, через пару часов я вернусь. Завтра к полудню будем дома.

Налегке он вернулся к месту, где лежал убитый. Неподалеку от тела упавший кедр вырвал из земли корни с дерном и землей. Федор пробрался к ним по лежащему стволу и обнаружил под комлем довольно глубокую яму. Прислонив ружье к дереву, стал расширять ее с помощью охотничьего топорика. Земля здесь, вдали от Байкала, уже оттаяла, и ему удалось углубиться почти на полметра.