Под нами бездна - [9]

«Где же подружка?» — мысленно обращался к покойной, представляя ее лицо живым.

«Это было позавчера?»

«Да, примерно так!»

«Тогда спасатели должны были прийти сегодня, а их не видно?»

«Они не спешат, они знают, что врач не нужен!»

«Что же мне делать?»

«Можно подождать. Но за мной могут пойти „чайники“ — друзья или родственники, может быть, муж. Они не привычны к тайге, будут идти долго, много курить и бросать незатушенные окурки…»

«М-да! Рыжик. Сама понимаешь, сидеть рядом с тобой и отгонять ворон я не могу. Надо встретить спасателей. Они ведь и поджечь мой участок могут… Эх, Рыжик, Рыжик! У меня своих воспоминаний хватает, а тут еще ты!»

Он поднялся на водораздел и направился к тому месту, где могли быть следы подружки, если она ушла к остановке электрички. Отсюда к трассе шла плохенькая, прерывистая тропа. Следов Федор не обнаружил: ни входящих, ни уходящих. Это не значило, что подружка не ушла этим путем. Но все же… Он сел и стал рассматривать окрестности в бинокль.

В низине среди чахлого кустарника, среди вжавшихся в мерзлую землю кочек начинался ручей, который бежал прямиком к Байкалу. По нему Федор предполагал вернуться, поправив квартальные столбы. Он внимательно осмотрел очистившееся от снега болото, сухой склон приземистой сопки, окаймлявшей долину. Его внимание привлек пень с ярким пятном. Ни разу в это время года Федор не видел здесь таких ярких красок и не поленился спуститься.

Когда до пня оставалось полтора десятка шагов, Федор понял, что на нем не лишайник, а яркая шерстяная шапочка. Подружка заботливо подложила ее под себя, когда присела, а поднявшись, о ней забыла: шапочка явно не зимовала, у нее был запах. Казалось, она еще излучает остатки тепла своей хозяйки. Здесь же, возле пня, как росчерк в ведомости, были ее следы.

Девчонка почему-то не решилась бежать к электричке. Она пошла к Байкалу — это дольше, но наверняка. «Что ж, в данном случае она поступает разумно, — одобрил действия Подружки Федор. — Чего же тогда мне ждать? Не догоню, так наверняка узнаю, что она дошла и вызвала спасателей!»

Он бодро зашагал вниз по ручью, не столько по следам, сколько по логике молодой, спортивной женщины, обутой не в сапоги, а в кроссовки, и почти не ошибался, то и дело встречая ее след на оттаявших вязких берегах ручья.

После полудня он вошел в хвойный лес, на старую тропу, которая лет десять уже не чистилась и не подновлялась. В случае пожаров это создавало трудности для переброски бригад, но затрудняло доступ черемшатникам и ягодникам — главным виновникам этих самых пожаров.

Федор рысцой побежал под уклон по тропе, перепрыгивая через завалы. Он поглядывал в чащу, по которой пробиралась подружка погибшей скалолазки, жалел ее: что идет по бурелому берегом ручья и одобрял упорство. Она не могла знать этой тропы, не могла ей доверять, отрываясь от верного ориентира.

Тропа круто повернула вниз к ручью и, кажется, где-то там даже пересекала его. Федор зарысил вниз по склону, хватаясь свободной рукой за молодые березки и осинки, скакнул через ствол лиственницы и чуть не наступил на распластавшегося человека в солдатской шинели. Тот лежал ничком, раскинув руки, и был обут в рваные болотники. Скрюченные руки чернели от струпьев и корост. Корявые пальцы сжимали рукав ветровки. Это был даже не лесной бич, это был озверевший человек. Такие в тайге уже ни водки не пьют, ни леса не поджигают. Но они, бывает, убивают из-за куска хлеба или из-за коробка спичек.

Лесник ткнул лежавшего стволом ружья в затылок, голова мотнулась. Федор настороженно огляделся, выругавшись сквозь зубы: веселенький был маршрут. Он прислонил ружье к дереву и брезгливо перевернул труп на спину. Тряпье под шинелью было залито кровью. Просматривались три раны в груди и в животе. Из бороды к приоткрытому глазу убитого полз клещ. Странный клещ. Федор пригляделся и отпрянул, вытирая руки сухой травой. На остывшем ползали встревоженные вши.

Рядом с ним валялся топор. Пошарив в сухой траве, лесник нашел малокалиберную стреляную гильзу.

Судя по количеству дырок в теле, вряд ли в него стреляли из винтовки. Видимо, Подружка была с пистолетом, малопригодным для защиты от зверей, но веским аргументом при разборках с людьми.

Убитого надо было закопать. Не хватало им с Блудновым отчетов, отписок и расследований по таким пустякам. И девчонку жаль. При дурацких городских законах она могла испортить себе жизнь сразу по двум статьям лет эдак на пять.

«Что делать, Рыжик?» — снова Федор мысленно обратился к погибшей скалолазке.

«Догони и спаси ее!» — взмолилась та.

«Каких глупостей ради вас, женщин, не наделаешь!» — хмыкнул под нос Федор и трусцой побежал то по тропе, то берегом, высматривая следы, выбирая путь полегче и в то же время, не отрываясь от ручья, где должна была идти скалолазка.

Вскоре он вышел на ее стоянку. Сначала почувствовал носом запах свежего костра. Потом увидел его — неряшливое, с далеко выгоревшим дерном, но погашенное кострище. Здесь были брошены куртка с оторванным рукавом, котелок и прожженная пуховка. Подружка паниковала. Она считала, что Байкал и жилье уже где-то рядом, но прошла только половину пути. Федор затолкал в рюкзак брошенные вещи и побежал дальше.