— Какая польза, что я здесь? Мне нужно находиться та-ам…
Поймите… постарайтесь понять: дело не в выходе из тюрьм… на свободу. Раз уж сумели меня задержать тогда, когда… — смягчил формулировку ареста, сопровождавшегося не жутчайшими из пережитых, но наглыми издевательствами, вымогательством и побоями лица, секретаришка, — … когда я был на коне, то чего стоит не упустить меня теперь, когда я…
Секретаришка, подобно профессиональному лицедею, старался раствориться в уничижительном состоянии, в беспомощности мышки перед кошкой, во всецелой зависимости от одиозного адмиралища, отринуть прочь навязчиво прущие мысли о возможностях, что откроются, стоит лишь на миг вырваться на свободу. Ни в коем случае не вспоминать о тайных ходах, проходных дворах с секретами, о прикормленных барменах в барах с черными выходами, об апартаментах с мягкими диванами, оформленными купчей на третьих лиц, о мастерских приемах ухода от слежки со сменой имиджа и гардероба. Тем более не помышлять о подложных страховых свидетельствах с правами на вождение скоростного бензомобиля в один конец до бексиканской границы. Но поневоле перехватило дух, к тому же не столь от нейростимуляторов, сколь от открывающихся перспектив вкупе с нахлынувшими надеждами предательски закружилась голова. Пришлось поболтать-покрутить предательницей вправо-влево, а когда немного отпустило, вроде полегчало, взял секретаришка себя в повязанные руки и постарался отвлечь внимание борова в лампасах:
— Адмирал, ни дадите ли сельтерской, а то что-то в ушах зашумело, — непреднамеренно, но совершенно напрасно затронул заключенный тему о слуховых органах.
— Содовой, что ли? Так бы и сказал. — Вознамерился было четыреххвостый в лучших рыцарских традициях напоить контуженного врага, но вовремя спохватившись, злопамятно произнес:
— Ах, в ушах? — Мнительно потрогав повязку, после нехитрой умственной арифметики с недалекими выводами мстительно прищурился, не преминув прибегнуть к фирменному рецепту всех порешетно застенков без исключения:
— Содовую заслужить надо. — Смачно высосал полбутылки, отчего в процессе дальнейшего допроса мучился постоянной отрыжкой, что, впрочем, весьма органично сочеталось с затянутой в нарочитый мундир, выпирающей над брючным ремнем комплекцией.
— Нет. Нет, приятель, акулу, вроде тебя, только и выпускай в мутную водичку. Это ж какую жирную наживку на крюк насаживать придется, чтобы в другой раз эдакую рыбешку выловить — полугодового бюджета не хватит, а ведь на носу оплата миротворческих бомбежек со вторжениями… Так что выкладывай по-хорошему несколько фамилий, явок, адресов — примемся с террористами разбираться. А не сознаются — в крайнем случае у тебя прибавится несколько новых соседей, что тоже неплохо — веселее да не так обидно. Ну? — Давно отвык что-либо собственноручно записывать, но вынул адмирал из кармана вместо фляжки авторучку и требовательно, точно взводимым револьвером, в нетерпении защелкал колпачком. — А потом представь, — решил подсластить пилюлю, — оставят в покое… на некоторое время, поблажки всякие: надувная женщина, немного виски… впрочем, почему немного? Пачку табаку раз в неделю и модифицированные, гербицидные фрукты на завтрак без ограничения как в примерной казарме, ну как, годится? По рукам? — В глазах четыреххвостого от описания прелестей солдафонского рая промелькнуло выражение искренней мечтательности. — Прикажу в камеру штангу притащить, да чтоб стероидами попользовали, а то щуплый какой-то, — от дохляков одни неприятности.
— Очень признателен, адмирал, — решил ни от чего не отказываться секритаришка, ведь в крайнем случае грифом штанги можно огреть стражника или прошибить на волю стенку, — штанга — именно то, что в моем положении просто-таки необходимо. А фамилии назвать… да сколько угодно. Вон хоть Мусорос, к примеру, чтобы хрякс девальвировать способен на многое; по-прежнему ли коптит небо, не дает ли прохода грязным девчонкам из неблагополучных кварталов?
— С тех пор, как примерного финансиста не просто обобрали, а пнули по сокровенным чувствам, старик несколько сдал позиции, но ничего, временами пошаливает, по мелочевке, правда, без поползновений в сторону Холуеврики — эту охоту давно отбили. Кто следующий?
— Хотя бы Гнилтон, тот всегда отличался крепкой нервной системой, пыхал здоровьем, особенно в направлении, предназначенных совсем для других надобностей. Уж он-то себе на уме, обязательно в курсе событий и расколется, если только не помер от легкомысленно подхваченных болезней? А то страсть прямо-таки испытывал заразиться — не пропускал мимо ни одну юбку, кроме жениной, разумеется.
Или еще один подходящий субъект — Гуж первый, если не надорвался на тренажерах и не отстрелил ответственный орган из любимого «Вест-Смитсона», обязательно чего-нибудь да припомнит, при условии, что у кормила страны сейчас бубликанцы, а не шваль, корчащая себя запанибрата с подзаборниками.
— Эти ребята — свои в доску парни, известные факты, соображения давно выложили, даже после допроса детектором расписались в ответственности за дачу ложных показаний.