Письмо самому себе - [15]

Не заметив, задел меня краем пальто.

У вокзала мальчишка досасывал персик,

И листву метельщик высокий сметал.

«Что за город? Всё тот же: Трентон, Нью-Джерси…»

И голос его скрипел, как металл.

У него глаза как дыры смотрели,

Но я всё же спросил про число и про час.

«А всё то же, как было: восьмое апреля…»

– «Но сейчас ведь сентябрь!» – «То для них, не для вас…»

Я бежал – или плыл? – и догадка брезжить

Понемногу стала во мне.

Я бежал и старался ступать, как прежде,

Но не слышал шагов, как во сне.

ПАМЯТЬ Третья книга стихов (Вашингтон, 1965)

…А памяти дана власть воскрешать из мертвых…

Лонгфелло, «Золотая легенда»

… Черный ворон Хугин, скорбной памяти детище,

У него на плече.

И. Бунин.

ТКАНЬ

Еще нельзя сказать:«свершилось»,

Но вот, свершается сейчас.

Как неожиданная милость,

Приговоренным каждый час.

Незримо маятник считает.

Но это – кровь стучит в висках…

Таят секунды страх и тают,

Но это – тает жизнь, и прах

Ложится серой пеленою.

Но это – сумерки. О, да!

Окончен день тобой и мною,

В клепсидре истекла вода

Холодный лик стоит в зените,

И жизни ткань сквозит, редка:

Все ощутимей рвутся нити,

И выпускает их рука

БЕЗВРЕМЕННЫЙ ЦВЕТ

По альпийским лугам в октябре расцветает

Розоватым тюльпаном безвременный цвет.

Снег пойдет, нападет, полежит и растает,

А цветку ничего. Он туманом одет.

До зимы остается цветок ядовитый.

Он белеет в увядшей траве до конца.

Так вот эти стихи: ты ведь слышишь, как слиты

В них прощанье и нежность с шагами Гонца.

ПАРСИФАЛЬ

Видишь – возник

Гибельный клен,

Раненый в бок

Солнечным копьем.

И. Елагин

…Золотой иконостас заката…

И. Бунин

Осень – бурная дева Кундри –

На голос воет в лесу,

Рвет в исступленьи рыжие кудри:

Ей ли слова понесу?..

Вот я пришел под хвойные своды.

Вижу осеннюю даль.

Инок и рыцарь, работник Господень,

Кроток и прост. – Парсифаль.

Низкое солнце сияньем прощальным

Таинство света льет,

Чашей златою, святым Граалем,

В чьих-то руках плывет.

Но пред пламенным иконостасом,

Видишь, – и он обречен.

Трепещущий Амфортасом,

Истекающий кровью клен.

ПАМЯТЬ

1

Во сне я вижу улицу пустую

В каком-то захолустном городке,

И странно мне, что вдруг я так тоскую:

В свой прежний дом попал накоротке

Домишки, огороды и заборы,

И ни души, и мертвый желтый свет.

Всё тот же сон, и всё стоит пред взором,

Как найденный на чердаке макет.

Я опускаюсь в глубь тогда, как рыба.

Я забываю там, что я – привычный я.

И вот, сквозит полупрозрачно глыба

Незнающе-дневного бытия:

2

Домишки, огороды и заборы.

Сипит звонок в убогой мелочной.

Мальчишки возятся в канавах с сором.

Так днем. Но жуток час ночной:

Фонарный свет здесь темен и тревожен,

И сторожит свою добычу тьма.

Здесь редкой тенью промелькнет прохожий,

И слепы мертвые дома.

3

Там этой ночью раздадутся гулко,

Приблизятся и смолкнут вдруг шаги.

Там в эту ночь в безлюдном переулке

Замрут наедине враги.

И сладким хмелем мозг мой затуманит

Смертельной злобы радостный угар.

Он будет точен, быстр и не обманет:

В висок направленный удар.

4

По улицам, под изморосью липкой,

По лужам, где дрожит фонарный свет,

С застывшей, неподвижною улыбкой

Запутает убийца след.

И где-то труп незрячими глазами

Смотреть в потемки будет до утра.

– Стемнело. Город светится огнями.

Одиннадцать часов. Пора.

5

Как в нечистотах пес, как прокаженный,

В самом себе я мерзостен себе.

По совести, до мяса обнаженной,

Есть выход побежденного в борьбе:

Я радуюсь, что белый холод смерти

Сорвет с меня отравленную плоть,

Что воды смерти схватят и завертят –

Меня на жерновах во прах смолоть.

И забываю я, что я – нечистый я,

И предо мной давно забытым домом

Всё та же улица, обжитая, своя,

Встает опять во сне знакомом.

ИЗ ЦИКЛА «МОЗГ»

Тянулись дни томительно, как слизни,

Туманы набухали и ползли:

Паук-ноябрь сосал остатки жизни

Из обессиленной земли.

Мой мозг впитал тягучесть туч свинцовых,

Свирепый яд гниения впитал,

И паутиной жадной и готовой

Он мысли хищно разостлал,

И, как паук, меня поймал, окутав,

И держит цепко клейкой пеленой:

Забытое, минута за минутой,

Сосетиз памяти больной.

* * *

Светит с заката полоска огня,

Точно сквозь пепел, сквозь тучи седые.

Если ты помнишь и слышишь меня,

Вспомни про эти стихи молодые:

«Утром в саду по кленовой листве

Частые капли шуршали.

Мокрые астры, сгибаясь к траве,

Красные кудри измята…»

Эта любовь листопадом осенним,

Садом заплаканным видится мне.

Все-таки первая: длинною тенью

В жизнь мою падают клены в окне.

Клены пылают под пасмурным небом,

Винною свежестью тянет в окно.

Вечером Лебедь с хрустальным Денебом

Путает в Млечном Пути волокно.

Где-то закралась в любовь обреченность.

– То ли мы осень любили вдвоем,

Был ли то символ – листвы золоченой

Медленный лет с высоты в водоем…

Только – недолго. Весенний туман

Снег рассугробил, и льдинки кружили.

В этом тумане настиг нас обман,

Будто мы снова друг другу чужие.

* * *

Запушенные белою вьюгой,

Застывают узоры ветвей,

Точно хрупкие руки и дуги

Серебристых кораллов морей.

Это выгибы пухом одетых,

Исполинских оленьих рогов

Зачарованы призрачным светом

Бесконечных волнистых снегов.

Это спящей в сугробах метели

Снится в сумерки сон про страну,

Где торжественно слушают ели

Заповедных лесов тишину.

Тишина неподвижно сковала

Облака и застывший закат.

И плетенья жемчужных кораллов

Как резьба, на закате сквозят.