Пионеры на море - [4]
— Как он не увидел нас — ротозей! Словно из-под воды вынырнул; гляжу — прет из тумана на нас пароходище, так у меня, ребята, аж ноги отнялись, онемел я, потом как закричу: «Полундра!»[7].
— В такую погоду и тонуть-то противно, холодно. Дождь. Никуда от него не спрячешься.
— Чудак ты! Не все ли равно, где помирать — в воде еще спокойней! Братва, собакой воняет. Понюхай-ка, живой собашник!
Говорившие замолкли. Слышно было только, как матросня втягивала носами воздух.
— Верно — собакой разит. Стоп! В Архангельске какой-то пес на борт прибежал, здоровущий: Должно, залез сюда бродяга. Давайте-ка пошарим!
Ребята крепко прижались друг к другу. Гришка открыл один глаз и увидел три мокрых фигуры, освещенные огнями фонарей. Свет яркими бликами играл на желтых мокрых дождевиках.
Сверху раздался сердитый окрик:
— Эй, вы там! В трюме! Чего возитесь? Вас только за смертью посылать — сырые носы! Кило краски втроем не найдете…
В трюме раздался заглушенный смех, ноги затопали по трапу. Кто-то, ухмыляясь, сказал:
— Вот тебе, Петелькин, сейчас боцман покажет, как собачью вонь искать!
Когда захлопнулся люк и голоса замолкли, Мишка вылез из-под мешков.
— Послушай, Гришка, и чего нам тут в самом деле сидеть? Теперь мы, все равно, в море находимся, да и кушать хочется! Давай вылезем, встанем и скажем…
— И нам встанут и скажут: ну, что ж, мол, берега еще советские, пожалуйста, вылазьте, дорогие путешественники. Нельзя, Мишка, сейчас наверх показываться. Еще денька два-три придется потерпеть. Верный, чего ты-то, дурной, с нами поехал!
Собака подошла. Гришка поцеловал ее в мокрый нос.
— Тьфу! Морда-то у тебя свечами воняет! Где это ты свечей нажрался? Стой! Пойду-ка за свечками! Уж и люминацию сейчас устроим!
Через минуту Гришка чиркнул спичкой и зажег свечу.
— Ну, теперь, Мишка, ужинать будем! Сейчас лимонов притащу!
Гришка исчез за ящиками, долго возился и кряхтел. Когда он вернулся, лицо его было бледно. С ладони капала кровь, и весь он при слабом свете свечи казался чем-то удрученным. Он долго молчал, рассматривая окровавленные пальцы.
— Плохо дело, Миша! Одну то я банку вынул, а другие не хотят выниматься… Так крепко уложены, и не достать совсем. Бился, бился, ножик отрядный сломал. Совсем, совсем, Мишка, плохо, а вылезть никак нельзя. Чего ж есть-то будем?
Потушив свечу, долго ворочались приятели, но под бульканье воды за бортом, под топот ног наконец заснули, крепко обнявшись.
Обоим снились в эту ночь горы свежеиспеченного хлеба и бесконечные вереницы тарелок с супом. Все это вертелось и при попытке схватить проваливалось в пропасть, появлялось снова и опять проваливалось.
Мерно раскачиваясь, крейсер пробивался сквозь непроглядный туман и свежий ветер. Без перебоя работала машина. Вахта сменяла вахту.
Порой, словно в припадке мучительной лихорадки, корабль начинал дрожать нервной дрожью сверху донизу.
Верный носился в трюме из угла в угол. Иногда он ударял лапой и глухо урчал. Тогда слышался отчаянный писк, хруст костей и чавканье.
ДВА ОТЦА
Когда наступил вечер, заиграли огнями улицы, на заводе остановилась последняя машина и смолк гул уходящих рабочих, сутуловатый человек взялся за ручку двери, где было написано:
ТЕХНИЧЕСКИЙ ДИРЕКТОР тов. ОЗЕРИН
Его изрытое морщинами лицо говорило о пережитом, косматые рыжие вихры торчали во все стороны, как забытая копна соломы, и нависшие рыжие брови закрывали глаза. Если встретишь такого человека ночью в пустынном переулке, невольно свернешь в сторону и прибавишь шагу. Но стоит только взглянуть в глаза этого сутулого человека — серые, доверчивые — невольно сразу захочется дружески улыбнуться.
Директор сидел за столом, разбирая кипу бумаг. На шум шагов он поднял голову, отодвинул папки и устало улыбнулся. Рыжий человек кивнул большой головой, сел. Минутку молчали.
— И ваш, товарищ Чернов? — заговорил первым директор.
— И мой, товарищ Озерин!
— Куда?
Чернов развел руками, спрятал глаза; его лицо сделалось неприятным и суровым.
— Я вам прочту, товарищ Чернов, что мне оставил мой Миша. Письмо это было у меня в старом пиджаке… Случайно нашел…
Озерин стал читать: бритое лицо его побледнело, уголки губ тянулись книзу, видно было, как трудно человеку прочитывать столько раз читанное и выученное наизусть.
«Дорогой папа, я знаю, что крепко обижаю тебя, но мы с Гришей Черновым решили бежать на море и за границу. Когда нас перевели в комсомол, мы были там меньше всех. Никакой работы нам не давали, и наши заявления об этом имели смешные резолюции, а в ячейке нас прозвали „шибко деловыми“. Из галстуков мы выросли: хочется большего. Скажи про это ячейке и не сердись на меня, дорогой папа, и на Гришу. Мы хотим быть краснофлотцами — авангардом революции для победы во всем масштабе».
— Вот что написано мне, а в углу, смотрите, вот для вас ваш Гриша написал:
«Батька, не ругайся шибко на меня, привезу трубку и кило заграничного табаку».
Чернов поднял глаза, Озерин улыбнулся.
— Я знаю своего Мишу и допустил ошибку, — не говорил вам два дня: думал — вернется. На третий совершил еще одну — послал телеграмму в Ленинград, упустив из виду другие портовые города. Сегодня получил ответ — обшарили весь порт — не нашли. Из Баку, Севастополя, Николаева, Одессы — ответа нет. Совторгфлот пароходов не выпускал за эти дни; из Архангельска сегодня я получил официальную справку, что военный крейсер «Коминтерн» вышел вчера в пять часов сорок минут в дальнее плавание. Крейсер запрашивали по радио через Мурманск, — ответили: никого, кроме положенной по штату команды, нет. Что вы скажете, товарищ Чернов?
«Егорка» — это книжка про забавного медвежонка, про его необыкновенные похождения, про то, как довелось ему пожить среди людей. Чего только не случалось с этим медвежонком! Побывал он в море, и под водой, и в воздухе. Два раза он тонул, раз с самолёта чуть не свалился… И так интересно описаны все эти приключения, что читаешь книгу — и всё время хочется поскорее узнать: а что дальше будет, а как на этот раз выкрутится медвежонок из беды? И всё-таки самое интересное в книжке не это. Самое интересное в ней то, что, читая «Егорку», ты вместе с ним попадёшь на линкор — огромный боевой корабль советского военного флота.
Всемирный следопыт — советский журнал путешествий, приключений и научной фантастики, издававшийся с 1925 по 1931 годы. Журнал публиковал приключенческие и научно-фантастические произведения, а также очерки о путешествиях.Журнал был создан по инициативе его первого главного редактора В. А. Попова и зарегистрирован в марте 1925 года. В 1932 году журнал был закрыт.Орфография оригинала максимально сохранена, за исключением явных опечаток — mefysto.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Мир приключений» (журнал) — российский и советский иллюстрированный журнал (сборник) повестей и рассказов, который выпускал в 1910–1918 и 1922–1930 издатель П. П. Сойкин (первоначально — как приложение к журналу «Природа и люди»). Орфография оригинала максимально сохранена, за исключением явных опечаток. При установке сквозной нумерации сдвоенные выпуски определялись как один журнал.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этой, с позволения сказать, книге, рассказанной нам З. Травило, нет ничего особенного. Это не книга, а, скорее всего, бездарная запись баек и случаев, имевших место быть. Безусловно, наглость З. Травило в настойчивом предложении себя на рынок современной работорг…ой, литературы, не может не возмущать цивилизованного читателя, привыкшего к дамским детективам, дающим великолепную пищу для ума. Или писал бы, как все, эротические рассказы, все интереснее. А так ни тебе сюжета, ни слезы, одно самолюбование. Чего только отзывы (наверняка купил) стоят! Впрочем, автор и не скрывает, что задействовал связи и беззастенчивый блат для издания своих пустых россказней.
«…Я развернулся и спустился обратно в каюту. В самом появлении каперов особой угрозы я не видел, но осторожность соблюдать было все же нужно. «Октавиус» отошел от причала, и я уже через несколько минут, когда корабль вышел на рейд, пожалел о своем решении: судно начало сильно валять, и я понял, что морская болезнь – весьма заразная штука, однако деваться было уже некуда, и я принял этот нелегкий жребий. Через полчаса стало совсем невыносимо, и я забрался в гамак, чтобы хоть как-то унять эту беду. Судно бросило якорь, и Ситтон приказал зажечь стояночные огни.
Молодой Годфрей Рэйнер поступает мичманом на английский военный корвет, который отправляется на поиски испанского судна, грабящего купеческие корабли и торгующего невольниками. Погоня за пиратами оборачивается началом долгой одиссеи, в которой абордажные схватки и кораблекрушения сменяются робинзонадой, полной экзотики и опасных приключений.За 30 лет своей литературной деятельности английский писатель Уильям Генри Джайлз Кингстон (1814–1880) создал более сотни романов, действие которых происходит во всех уголках земного шара.