Пикник у Висячей скалы - [52]

В докторе МакКензи нуждалась не только Сара Вейбурн, но и миссис Эпплъярд. За последние несколько недель она сильно похудела и широкие шелковые юбки свободно свисали с её тяжёлых бёдер. Иногда её дряблые щёки бледнели и западали, а иногда покрывались красными пятнами и «раздувались», как Бланш нашептывала Эдит, «словно у рыбы, перележавшей на солнце». Две девочки хихикнули в тени статуи Афродиты, наблюдая за директрисой, медленно поднимающейся по ступенькам. На полпути к первому переходу между лестницами директриса заметила Минни, несущую поднос с красиво выложенной кружевной скатертью и японским фарфором.

— У нас что, в доме больной? — холодно спросила она.

Минни, в отличии от кухарки и Элис, никогда не боялась миссис Эпплъярд.

— Это ужин мисс Сары, мэм. Мадмуазель попросила ей что-нибудь отнести, зная, что у девочек по субботам нет домашних заданий и дитя плохо себя чувствует.

Минни уже взялась за ручку двери комнаты Сары, как миссис Эпплъярд, рано удалившаяся в свою огромную спальню прямо над кабинетом, снова её окликнула.

— Пожалуйста, скажите мисс Саре, чтобы она не гасила свет, пока я с ней не переговорю.

Сара сидела на постели, газовая лампа была приглушена. Густые распущенные волосы спадали на узкие плечи. Минни подумала, что лихорадочный румянец и тёмные блестящие глаза делают её почти хорошенькой.

— Мисс, я принесла вам хорошенько отваренное яйцо по особому указанию Мадмуазель. А желе и крем я отщипнула от ужина Мадам.

Сара резко выбросила тонкую руку из-под одеяла.

— Унесите. Я не стану есть.

— Ну же, мисс Сара, совсем как ребёнок! Вы же взрослая девочка, вам ведь уже тринадцать, правда?

— Не знаю. Даже мой опекун не скажет наверняка. Иногда мне кажется, что я живу уже сотни лет.

— Это пройдёт. Вы покинете школу и все мальчики будут у ваших ног, мисс. Всё что вам нужно это немного повеселиться.

— Повеселиться! — повторила девочка. — Веселье! Подойдите сюда, поближе к кровати и я вам кое-что расскажу. Никто в колледже об этом не знает, кроме Миранды, а она обещала никому не рассказывать. Минни! Я выросла в приюте. Веселье! Иногда он до сих пор мне снится, и потом я не могу заснуть. Однажды я сказала, что было бы весело стать цирковой всадницей и ехать на прекрасной белой лошади в расшитом блёстками платье. Надзирательница испугалась, что я убегу и побрила мне голову. Я укусила её за руку.

— Ну же, мисс. Не плачьте.

Добросердечная Минни ужасно смутилась.

— Послушай, милая, я оставлю поднос здесь на умывальном столике, если ты вдруг передумаешь. Боже, я совсем забыла! Мадам просила передать, чтобы ты подождала её и не гасила свет. Уверена, что не хочешь немного желе?

— Ни за что! Даже умири я с голоду!

Она отвернулась лицом к стене.

В купе второго класса мельбурнского экспресса Рэдж и Дора Ламли говорили без остановок; сестра то и дело промокала платком слёзы гнева, вставляя: «Чудовищно! Ну конечно! И не говори! Как она смеет!», пока придорожные станции пролетали мимо в собирающихся сумерках. Брат уже планировал пути и способы выжимания зарплаты за полный семестр, что по мнению Рэджа было крайне срочным делом.

— Ведь мы знаем, Дора, что старушка в любой день может разориться или что-то в этом роде.

Когда поезд подошел к станции Спенсер-стрит, было решено, что Дора сопроводит брата до Варрагула и там поможет вести хозяйство в ветхом коттедже престарелой тётки.

— Я считаю, Дора, всё могло выйти гораздо хуже. В конце концов, тётя Лидия не может жить вечно.

На этой вдохновляющей ноте они вышли из поезда и сели на трамвай до респектабельного отеля на респектабельной улице города. Дору восхитило, что её умный брат заранее забронировал два дешевых одноместных номера на ночь в заднем крыле.

Они приехали как раз к позднему ужину, и проглотив немного холодной баранины с крепким чаем, уставшие брат с сестрой удалились к себе. Около трёх часов ночи, оставленная слишком близко к развивающейся занавеске масляная лампа, упала на деревянную лестницу. Языки пламени коснулись потрёпанных обоев и пузырчатой побелки. Струйки дыма незаметно проскальзывали на улицу из лестничного окна. За считанные минуты всё заднее крыло охватил ревущий огонь.

14

Последний выход Рэджа Ламли, хоть и был респектабельным, всё же сопровождался тусклыми огнями в прессе, где говорилось, что, умерев, молодой человек приобрёл почти фениксоподобное качество красочного воскрешения из горящего отеля. Кампания, в которой он, споря и разглагольствуя, проработал 15 ничтожных лет, на полдня закрылась по случаю похорон брата и сестры Ламли, — публичная дань, которую мог оценить или не оценить покойный, наконец лишенный возможности высказать своё мнение.

В предыдущей главе, мы видели, как часть истории, начавшейся у Висячей скалы, в буквальном смысле разгорелась пять недель спустя в городском отеле. В выходные, в которые произошел пожар, ещё одна часть постепенно подходила к своему морозному окончанию среди горных туманов «Лейк Вью».

Майк пробыл в городе почти неделю, а Фитцхьюберты уже вернулись в Турак на зиму, когда затерявшееся письмо от поверенного заставило его провести пару ночей в Маунт Маседон. Альберт встретил его на станции с кобом субботним вечером 21-го (поезд Майкла прошел всего в нескольких дюймах от того в котором сидели Ламли по пути в Мельбурн).