Пикник у Висячей скалы - [53]

Когда повозка проезжала по теперь безлистной каштановой аллее, пошел почти незаметный мокрый снег.

— Рановато похолодало в этом году, — сказал Альберт, поднимая воротник. — Не удивлён, что все богатые шишки убрались отсюда на зиму.

На всегда ярко освещённом фасаде горело лишь несколько огоньков.

— Кухарка ещё не уехала, но Бидди с семьёй уже в Тураке. Твоя комната готова и дрова на месте, — он усмехнулся, — Ты же умеешь разводить огонь?

В холе горела одна тусклая лампа и сквозь открытую дверь гостиной они заметили укутанные диваны и кресла.

— Не очень живенько тут, да? Лучше приходи ко мне в конюшню как поешь. Полковник оставил мне бутылочку грога, когда уезжал.

Но Майкл был уставшим и измотанным, и пообещал зайти завтра.

Без ежедневного присутствия хозяев дом «Лейк Вью» стоял унылым и безжизненным. Он существовал лишь как приятный фон для отдыха у тёти и дяди и не имел собственной индивидуальности. Майкл ел у огня нарезку с подноса, смутно ощущая разницу между «Лейк Вью» и «Хэддингэм Холлом», чьи поросшие плющом стены жили и будут жить сотни лет, главенствуя над жизнями последующих поколений Фитцхьюбертов, время от времени уходящих чтобы сражать и умирать за жизнь нормандской башни.

На следующее утро письмо поверенного оказалось именно там, где и ожидал Майкл — забившимся в задней стенке письменного стола в комнате для гостей. Стояло воскресенье, и поскольку у Альберта была таинственная встреча относительно лошади на дальней ферме, большую часть дня он бесцельно пробродил вокруг дома. Около полудня, клубящийся туман прояснился, открыв вид на сосновый лес на фоне бледно-голубого неба. После обеда, когда с прерывистыми бледно-жёлтыми лучами вышло солнце, он прогулялся до домика садовника, где был встречен миссис Катлер с распростёртыми объятиями и горячими булочками с чаем в уютной кухне.

— Как дела у мисс Ирмы? Вы даже не представляете, как мы все тут по ней скучаем.

Майк признался, что не видел её пока был в городе, но знает, что она отплавает в Англию во вторник, на что на лице миссис Катлер отразился неподдельный ужас.

Едва гость ушел, мистер Катлер, как и большинство людей, живущих в ежедневном тесном контакте с природой и знающих о природных ритмах, мягко сказал:

— Я всегда считал, что между ними двумя что-то есть. Жалко!

Его жена вздохнула:

— Не могла поверить ушам, когда он так равнодушно говорил о моём бедном ягнёночке.

В сумерках Майк спустился к озеру, где от сухого треска камыша и голых ветвей ивы, поднимавшихся и опускавшихся в бухточку (летом служившую затенённой пристанью для лодки) переполнился беспокойной тоской. Лебеди исчезли и водяные лилии тёмно-зелёными листьями усеяли чёрную, лишённую света, поверхность озера. Дуб, возле которого летом он видел лебедя, пьющего из поилки в виде раковины, стоял голым к небу. Вдалеке было слышно, как из леса под деревянный мост спускается ручеёк. Его звонкие переливы, казалось, подчёркивали тишину и покой этого бесконечного дня.

Сразу после ужина, он взял керосиновую лампу, всегда висевшую в боковом проходе, и под моросящим снегом пошел к конюшне. В комнате Альберта горел свет, а опускную дверь, в ожидании гостя, придерживал открытой ботинок. На столе были выставлены два стаканы и бутылка виски.

— Прости, не могу разжечь огонь — здесь нет дымохода, но грог отлично выгоняет холод. И кухарка припасла для нас по сэндвичу. Угощайся.

Майк подумал, что здесь царило радушие, и даже комфорт, неизвестные гостиной его тётушки.

— Будь ты женат, — сказал он, садясь в разломанное кресло-качалку, — ты был бы, как пишут в женских журналах, душой дома.

— Мне нравится, чтобы вокруг было по возможности удобно, если ты об этом.

— Не только …

Как и с большинством вещей, которые хотелось бы сказать, начать было очень трудно.

— Хотелось бы однажды увидеть тебя в твоём собственном доме.

— О, правда? Правда хотел бы? Я дам отсюда дёру, Майк, даже будь у меня деньжата на домик и парочку детей. И как тебе городская жизнь с богатыми шишками?

— Никак. Тётя только и думает, как организовать какой-нибудь ужасный приём — ради меня. Ещё не сказал им, что собираюсь через пару недель поехать на север, возможно, в Квинсленд.

— Никогда там не бывал, кроме набережной Брисбена и каталажки Тувумба, — о, и то всего одну ночь. Я уже тебе рассказывал, что тогда водился с теми ещё ребятками.

Майк ласково взглянул на кирпично-красное лицо, более открытое в мерцающем свете свечей, чем у многих его кембриджских друзей, на годы обеспечивавших своих портных, и никогда не попадавших за решетку.

— Почему бы тебе не взять отпуск и не поехать со мной на север?

— Боже. Ты правда этого хочешь?

— Конечно хочу.

— Где думал остановиться?

— Там есть одно пастбище, которое я хочу посмотреть — прямо у края. Называется Гунавинджи.

Альберт задумчиво произнёс:

— Думаю, я легко найду подработку на одном из таких. Но как бы там ни было, Майк, я не могу бросить твоего дядю и лошадей, пока не найду себе подходящую замену в «Лейк Вью». Что ни говори, старый стервец отлично ко мне относился.

— Понимаю, — сказал Майк. — Но ты всё равно начни искать подходящего парня себе замену, а я напишу, когда всё распланирую.