Петру Гроза - [70]

Его имя Василий Соколов.

Механик.

Его слова складываются в строгий логический ряд и отражают частицу великой трагедии нашего времени, когда почти каждая семья, каждый человек носит в своей душе следы невиданного доселе крушения. Молодое поколение, захваченное ураганом всеобщей войны, до конца своих дней пронесет в сердце печать разыгравшейся трагедии, последствия которой еще не поддаются осмыслению. Но война неизбежно накладывает свой несмываемый отпечаток на характер и дальнейшее отношение этого поколения к людям и к обществу.

Соколов, освещенный сейчас только светом вырывающихся из топки парового котла языков пламени, олицетворяет миллионы ему подобных на всем земном шаре.

Слушаю и раздумываю.

Ему восемнадцать лет.

Но удары не сломили его, а закалили.

Его воля обрела марку стали ростовского завода, где он работал до войны.

Я подозревал это, а сейчас убеждаюсь — смел и упрям до безумия. Он не желает делать ничего из того, что требуют от него издевающиеся над ним. Свою решимость в этих условиях он проявляет по-разному и очень умело.

Его схватили немцы в Ростове, чтобы вместе со многими другими отправить в Германию. Около города Бузэу он вместе со своим товарищем сломал решетку вагона и поздно ночью выпрыгнул из поезда на полном ходу. Друг пал от пуль охранников, а он, Соколов, скрылся в ночной степи. К утру на окраине румынского села перемахнул через забор и прятался целые сутки в стоге сена. Потом вышел, встретил хозяев — румынских крестьян. Те вначале испугались появления неожиданного гостя, потом позвали в дом, накормили.

— Они дали мне молока и хлеба, — говорит Соколов.

Он произносит с особой мелодичностью и благоговением это слово — «хлеба». Потому что те тридцать граммов клейкого вещества, которыми «угощали» узников немцы, не имели ничего общего с хлебом. Потом Василий попал во время облавы в руки румынских жандармов.

Его бросили в тюрьму.

И здесь он такой же смелый и непобедимый, как Стенька Разин, как живое воплощение непобедимой России.

…Стало совсем светло, наступило утро. Заключенные проталкиваются к дверям умывальника. Позже, когда и я прихожу туда, Василий Соколов подмигивает мне и указывает на валяющуюся пустую коробку из-под папирос. В раскрытой коробке монета в сто лей. Василий знаком велит мне остановиться. В ту же минуту проходит надзиратель и с жадностью наклоняется за монетой. Но коробка подпрыгивает и убегает из рук. Ошарашенный надзиратель делает еще одну попытку, но результат тот же — коробка убегает. Заключенные хохочут так, что сотрясается решетки, а тюремный страж стоит остолбеневший и растерянный. Глаза вылезли из орбит от возмущения. Трюк разгадан: за ширмой другой русский держит почти невидимую ниточку, к которой привязана танцующая коробка.

Соколов знает слабости охранников и ставит капканы. На его лице ироническая улыбка.

За его высоким лбом скрывается многое.

Может быть, сама великан, Вечно изобретательная и таинственная Россия…»

VI

Привезли еще одну партию заключенных. В коридорах шум. Раздаются тупые удары деревянных башмаков о человеческие тела. Стоны, голоса надзирателей и конвойных, грубые, грязные ругательства. Гроза уже привык к этим потокам ругани и почти не обращал на них внимания, но сегодня под сводами Мальмезона прогремело новое ругательство:

— Шагай быстрей и не скаль свою пасть, Маглавит твоей теще!

Это был знакомый бас старшего надзирателя, непревзойденного мастера сквернословия.

О, Маглавит! Гроза горько засмеялся. Он сразу как-то вспомнил всю трагикомическую эпопею, связанную с этим словом.

Это была сенсация, дошедшая до самых отдаленных уголков страны: в селе Маглавит пастуху Петраке Лупу показался во плоти сам господь бог. Буржуазная пресса всех оттенков бросилась разносить это сообщение с бешеной скоростью.

И начался маглавитский психоз. Во всех церквах Румынии проводились богослужения в честь великого избранника божьего Петраке Лупу.

Спешите в Маглавит!

И сотни тысяч хромых, горбатых, слепых, нищих и просто несчастных устремились в Маглавит. Газеты, показывая эти нескончаемые шествия, рассказывали о чудесах. Возникла целая «маглавитская промышленность»: иконы, кресты, посохи, пузырьки с водой из святого источника и, конечно, книги, брошюры, цветные плакаты, календари… Дотошных корреспондентов интересовало, как выглядит сам бог. Вначале Петраке Лупу рассказывал, что это была ослепительная молния, из которой выделился старик и стал разговаривать как бог… Потом он говорил, что старик сидел на ветке вербы и очень был похож на изображение на стенах местной церкви…

К Петраке Лупу пожаловал сам король Карол II, а патриарх Румынии выделил для него специальное место в патриаршей церкви.

Петру Гроза издевался над этим хорошо продуманным общегосударственным спектаклем, устроенным для одурачивания народа, и не замедлил публично продемонстрировать, как он относится ко всему этому.

В большом православном соборе города Сибиу шло воскресное богослужение. Гроза стоял перед алтарем и ждал, когда выйдет священник, известный проповедник маглавитского чуда.

Священник закончил рассказ о чуде. Гроза подождал, пока все успокоится, и спросил: