Песнь о зубре - [7]

Шрифт
Интервал

В яром порыве растянут и взгляд искрометный.
Долго вслепую бушует в пространстве загона,
Чтобы на ком-нибудь выместить гнев свой свирепый.
Как все нутро его пламенем гибельным пышет,
Можно судить по тому, что скажу я пониже.
Некто с мушкетом — конечно же, из родовитых, —
Смог разрешить себе выпалить в зверя — и ранил.
Скрытый ветвями, несчастный лелеял надежду
Целым остаться и думал тревожно: откуда
Ждать нападения? Вот возвестили собаки
Близость опасности. С треском ломая валежник,
Снег разметая, весь в клубах белесого пара
Зубр показался, взбешенный, с насевшими псами.
Вдруг задержался, собаку отбросил и замер,
Взор разъяренный вперив в краснолесье, где в страхе
Бедный ловец содрогнулся: наверно, приметил?
Хоть расстояние было до зубра большое,
Страх поразил человека; несчастный с мушкетом
Так, как стоял, и скончался, сраженный испугом.
Все удивлялись, когда он был найден, остывший,
Как малодушного страх убивает. И там же
Припоминали, как взгляд василиска опасен,
Но вот погиб же, трусливый, не тронутый зверем!
Вместо сочувствия юность вовсю насмехалась
И над безволием, и над бесславною смертью.
Я очевидцем был случая. Помнится, даже
Кто-то надгробие там написал на могиле:
«Здесь схоронили Лаврина. Убит он не зубром —
Видом его. Виноват ли в том рок беспощадный?»
Много я видел, но больше всего поражался
Зверя прыжками — о, это разящая ярость!
Если же нет ничего, что готов растерзать он,
Водит ноздрями раздутыми, воздух вбирает,
Запахи ловит тончайшим своим обоняньем.
Все, что живое иль признаки жизни имеет,
Давит, готов насадить на рога, изувечить —
Ищет виновных, кто ранил его, великана.
В два-три прыжка настигает беспечную жертву,
Страшным рывком поднимает на воздух, пронзает,
А недобитого, будь это конь иль наездник,
Давит, рогами подбросит и рвет беспощадно,
Тело увечит повторно, пока не истопчет —
Кровь леденеет при виде жестокой расправы.
Вздыбился конь ошалелый с распоротым чревом,
Всадник на стремени виснет, забрызганный кровью.
Вот налетел, опрокинул обоих; смешались
В месиве оба, лишь кровь из-под наста сочится.
Коль на берлогу медведя иль вепря нарвется —
Вмиг поразит, только клочья взлетят на деревья.
Нам попадались олени в лесной глухомани —
Жертвы свирепого зубра на узкой тропинке.
Те, кто видал его силу, в свидетели станут:
Пусть он, лобастый, оленя ударит с разбегу,
Все отбивает внутри — и утробу и сердце
Поразметает вокруг по разлапистым елям.
Трудно представить, не видев, подобную сцену:
Стаями хищные птицы спешат на побоище с граем,
Каркают, рвут на клочки неостывшие члены
Жертвы растерзанной, где-то на сучьях повисшей.
Невероятно, но было: исколота лошадь,
Бьется в агонии, всадник же вниз головою
Где-то завис на вершине. Был случай:
Лошадь поднял на рога он, да так, что охотник
Вылетел вмиг из седла на сосну невредимо.
Хватит примеров, ведь дело такое бывало,
Лишнее ж слово снижает доверье к рассказу.
Кто не видал его ярости, тот не представит,
Как он бодает, и рушит, и прет ошалело,
Словно бушующий вал в грозовое ненастье,
Как сотрясается лес от безумного рыка.
Но пусть почувствует — местью свой гнев не насытил,
Дышит прерывисто, голову свесив, и тихо
Кровь по рогам беспощадным в сугробы стекает.
Жутко смотреть, и не знаю, найду ли слова я,
Чтоб передать вам картину жестокой расправы.
Он и ловкач, и силач, как порывистый ветер,
Вдруг превращается в смерч, в ураган, и, конечно,
Смерть неизбежна тому, кто застигнут ненастьем.
Снег, багровея, дымится на месте убийства,
А на кустах и на ветках деревьев краснеют
Жертвы останки. Везде кровожадная птица
Стаей летит за своим круторогим кормильцем.
Зверь же, оставивший жертву, опять к ней подходит,
Перевернет, на рогах потрясет и отбросит;
Выместил месть, а насытиться все же не может.
Тело растерзано, кости растерты, и это
Месиво яростно мнет он и давит рогами.
* * *
Всадники цепью берут его в клещи: сначала
Криками дразнят, потом озлобляют угрозой.
Пагубно это бывает. Хоть каждый сноровист,
А отвернется фортуна — погибнет и сильный.
Дело одно на ретивом коне по равнине
Гнаться со сворой за зверем, но дело другое —
По лесу гнаться, где всякое может случиться.
Где-то колода гнилая, кротовые рытвины, ямы,
Норы барсучьи иль пни, занесенные снегом,
Скользкая лужица — глядь, и споткнулся саврасый.
Лапы еловые, длинные донизу ветви —
Это ж ловушки. Упавшему явная гибель:
Зубр не замедлит и вмиг растерзает на части
И на деревья останки рогами забросит.
Чудом храбрец увильнет от удара, отпрянув, —
Вдруг налетает с другой стороны и заколет.
Если бы мне здесь, подробностей мелочь отбросив,
Главное все описать о чудовище этом,
Кто его знает, где был бы конец многословью
И до какой толщины разрослась бы поэма!
Судя по сценам описанным, эта охота
С гибелью многих — безумство, шальная потеха,
И не отмоет жестокий ее зачинатель
Крови невинной ни с лавров своих, ни со славы.
Выдумки эти уходят корнями в княженье
Витовта, князя Великой Литовской державы.
Подвигов жаждя, он все в своих вотчинах пущи
Лагерем сделал и ратников к битвам готовил.
В мирное время он войны предвидел и рати
В схватках со зверем в лесах закалял, как в сраженьях,
Их заставляя терпеть на охоте невзгоды.
Он, миротворец и факельщик войн, двуединый

Рекомендуем почитать
Средневековые французские фарсы

В настоящей книге публикуется двадцать один фарс, время создания которых относится к XIII—XVI векам. Произведения этого театрального жанра, широко распространенные в средние века, по сути дела, незнакомы нашему читателю. Переводы, включенные в сборник, сделаны специально для данного издания и публикуются впервые.


Сага о Хрольве Жердинке и его витязях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Младшие современники Шекспира

В стихах, предпосланных первому собранию сочинений Шекспира, вышедшему в свет в 1623 году, знаменитый английский драматург Бен Джонсон сказал: "Он принадлежит не одному веку, но всем временам" Слова эти, прозвучавшие через семь лет после смерти великого творца "Гамлета" и "Короля Лира", оказались пророческими. В истории театра нового времени не было и нет фигуры крупнее Шекспира. Конечно, не следует думать, что все остальные писатели того времени были лишь блеклыми копиями великого драматурга и что их творения лишь занимают отведенное им место на книжной полке, уже давно не интересуя читателей и театральных зрителей.


Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава

В книге представлены два редких и ценных письменных памятника конца XVI века. Автором первого сочинения является князь, литовский магнат Николай-Христофор Радзивилл Сиротка (1549–1616 гг.), второго — чешский дворянин Вратислав из Дмитровичей (ум. в 1635 г.).Оба исторических источника представляют значительный интерес не только для историков, но и для всех мыслящих и любознательных читателей.


Фортунат

К числу наиболее популярных и в то же время самобытных немецких народных книг относится «Фортунат». Первое известное нам издание этой книги датировано 1509 г. Действие романа развертывается до начала XVI в., оно относится к тому времени, когда Константинополь еще не был завоеван турками, а испанцы вели войну с гранадскими маврами. Автору «Фортуната» доставляет несомненное удовольствие называть все новые и новые города, по которым странствуют его герои. Хорошо известно, насколько в эпоху Возрождения был велик интерес широких читательских кругов к многообразному земному миру.


Сага о гренландцах

«Сага о гренландцах» и «Сага об Эйрике рыжем»— главный источник сведений об открытии Америки в конце Х в. Поэтому они издавна привлекали внимание ученых, много раз издавались и переводились на разные языки, и о них есть огромная литература. Содержание этих двух саг в общих чертах совпадает: в них рассказывается о тех же людях — Эйрике Рыжем, основателе исландской колонии в Гренландии, его сыновьях Лейве, Торстейне и Торвальде, жене Торстейна Гудрид и ее втором муже Торфинне Карлсефни — и о тех же событиях — колонизации Гренландии и поездках в Виноградную Страну, то есть в Северную Америку.