Песнь о зубре - [10]

Для обозрения действий во время охоты.

В обществе знати и фрейлин сама королева

Там восседала. Внизу, на виду у придворных,

Юность беспечно резвилась, горя нетерпеньем

Смелость свою проявить, и искусство, и силу.

Ловкий Амур, на сосне вековой примостившись,

Лук натянул и прицелился в сердце. Бескровно,

Как тебе нужно, играй, шаловливый мальчишка.

Только не в пуще! Ведь юный охотник, желая

Тайной избраннице сердца понравиться, тут же

Сделает рыцарский жест и, возможно, погибнет

Из-за тебя неожиданной глупою смертью.

Вот показались и зубры, гонимые лающей сворой.

Замерли все на помосте и с мест приподнялись.

Радужный блеск одеяний сверкал, заискрились отливы

Золототканых узоров на белом и красном.

То ль необычность картины, внезапно представшей,

То ли игривые чувства прекрасного пола

Были причиной, но что-то как будто смутило

Зверя взбешенного — вдруг задержался и взглядом

Будто пронзил. Но послышались издали крики,

И меж деревьев скачками промчались, как вихри,

Зубры другие, врезаясь в охотников цепи.

Вдруг на поляну в беспамятстве гнева ворвался

Зубр-великан, кровоточа разверзшейся раной.

Остановился, тряся головой, и заметил

Яркость одежд на помосте, уставился тупо,

Будто с трудом узнавал там отдельные лица.

Смертью моей любоваться сошлись! Погодите ж,

Я покажу вам убийство, века будут помнить!

И зарыкал, раздувая мясистые ноздри.

(Рык предвещает тревогу для целого стада).

Прыгнув, ударил рогами и выбил подпору,

Мост покачнулся, повиснув на трех основаньях.

Если б, по воле судеб, он ударил вторично,

Рухнуло б все, и какою обильною кровью

Почва бы там оросилась, рога обагрились —

Оцепеневшею в ужасе мыслью не смею представить!

Все бы разнес и смесил своей пенистой мордой.

* * *

Этот же загнан, изранен, и в нем иссякает

Бешенство злобы, хоть ярость еще остается.

Хлещет хвостом, только воздух свистит, а из пасти

Виснет, сгибаясь, огромный язык змеевидный

Да из ноздрей вырывается пар и клубится.

(Мощь непокорную холод бодрил, вероятно,

Но уж теперь на морозе она иссякает).

Дышит прерывисто, весь содрогаясь, как будто

Бешенство бродит под шкурой, в утробе горячей,

Пенистым потом вскипает, и коль присмотреться —

Нету уже сообразности прежней в движеньях.

Космы на гриве взметнутся от выдоха — сразу ж

Вырвет укусом приподнятый клок и со злобой

Тело терзает, колотит ногами по брюху.

Лист шевельнулся пожухлый на ветке дубовой —

Сразу ж рванулся и деревце смял, изувечил.

Тень промелькнет — пролетела какая-то птица —

Топчет то место, за тенью несется, бодает.

Тысячи поводов, случаев, воспоминаний

Вдруг возвращают тебя в твои лучшие, юные годы.

Чувствую в слоге своем недостаток: дроблю постоянно

Повествованье и как бы играю в оттяжку,

Словом пустым отвлекаюсь, но будь терпелив, мой читатель,

И побори недовольство — развязка уж близко.

* * *

Ловчий за дубом укрылся, а зубр подступает;

Вот он у дерева: зверь и охотник — вплотную.

Ни на полшага в сторонку! Держись у ствола, ошибешься

Сразу ж тебя, беззащитную жертву, достанет.

Кружатся, будто в мазурке, и зубр и охотник.

Прыгают с разных сторон по окружности дуба.

Метит клинком человек угодить под лопатку,

Зверь языком, точно щупальцем, цепко хватает.

Высунут он далеко, и, не дай Бог, подцепит за полы —

Смерть неизбежна — сомнет, забодает, погубит.

Чтобы от гибкой змеи языка увернуться,

Ловчий проворнее колет коротким ударом —

Быстрый прием, где и стрелы клинку уступают.

Он замечает, что с каждой минутой слабеют

Ноги у зубра, подтянутость, стать исчезают;

Видит: опять встрепенулся, бодает — скрывайся!

Чувствуешь, как обжигает горячим дыханьем,

Будто с жаровни дохнуло в лицо из-за дуба.

Бей! — и клинок поражает без промаха снова.

Грузно, окутанный паром, осел, содрогнулся и замер,

Чтобы ускорить исход поединка, охотники криком

Зверя манят на себя. Двое юношей тотчас

Взмахом клинков и — на выпад ударом последним

Все завершают и тем приближают развязку.

Рог затрубил. Победитель в кругу побратимов —

Шутки, веселье. А зверь укрощенный повержен.

Вот он, свирепый полночных лесов обитатель.

В чаще другой укрывается, но не пытаюсь

Гнаться за ним — недосуг, да и время торопит.

* * *

Хватит убийств! Возбужденная совесть и разум

Властно велят мне тревогу поднять, ополчиться

Против разбоя. Как долго весь мир христианский

Марс беспощадный купает в крови, потрясая

Веры устои! Она, христианская вера,

Шаткою стала и дома, и на поле брани.

Вражьи ли сабли, свои ли мечи подрубают?

На поругание недругов наших предав ее подло,

Нам лишь на милость небес уповать остается.

Но преступления наши лишают надежды

На избавление скорое — смеем ли думать?

Совесть земных повелителей, кажется, в спячке,

Все их поступки — увы! — не забота о мире.

Больше всего беспокоит их то, как острее

Меч наточить, чтоб в бою обезглавить другого.

Междоусобные войны и братоубийства —

Все их занятия и увеселенья для духа.

Воины гибнут с обеих сторон в этих распрях.

Что для князей наша кровь, наши слезы и горе?

Им лишь бы править, свое удержать превосходство,

Вот и творят злодеяния, судьбами люда играют.

Наши враги, это видя, глумятся над нами:

Сан их высокий велит им быть стражей над паствой, —

Где там! — как волки, терзают ее, раздирают.