Песнь о зубре - [6]

Шрифт
Интервал

Вряд ли достоин Господнего благоволенья.
Грудью встречая врага на переднем краю, как заставой,
Мы обескровели, меч наше тело изранил.
Кровь наша реками льется и путь продвиженья
Вражеских орд замедляет; щиты наши в дырах
От бердышей беспощадных и в шрамах от сабель.
Враг, скрежеща в озлобленье зубами, под скрежет металла
Явно застрял бы, и воинству нашему легче
Было б сражаться, окрепла бы вера в успехи,
Если б крещенный народ за спиной вероломно
Не ослаблял наши силы ударами с тыла.
Наших соседей напасть батогом не коснулась,
Красный петух не прошелся по стрельчатым крышам.
Тихий уют их пока что ничем не нарушен,
Лишь потому, что наш край полыхает в пожарах.
Вместо того чтоб помочь нам, они выступают
В тесном союзе с пришельцем, советом и делом
С ним заодно, полагая на гибели нашей
Быстро самим вознестись, двоедушным спесивцам.
Может, безумцы (лишь в бешенстве давней болезни
Так поступают!) тогда и припишут лекарство
Страждущим ныне, когда оно будет не нужно.
Явные знаки опасности видящий видит:
Это у них, но и к нам приближается быстро.
Жажда захватов, врагов обойди стороною!
Если же алчут, себя пусть грызут озверело,
И да окрасятся кровью снега в их пределах!
Жажда захватов для них же самих уготовит
Цепи гремящие им и их детям навеки!
Перст указующий грозен, Господь неподкупен —
И совершится возмездие всем нечестивым.
Время подумать, опомниться! Гром громыхает
Где-то далеко, но черная грозная туча
Движется быстро! Нашествие смерти подобно.
Разумом ужас угрозы постичь, наяву не увидев,
Непостижимо, но завтрашний день под угрозой!
Он же, сосед наш, ответит, когда огласятся
Плачем и стоном его города и деревни.
Будет казнить себя: где же была наша ярость,
Как же могли мы охотно расчистить дорогу
Ордам презренным, несущим жестокое иго
Нашим соседям, и нам, и далеким народам?
Как же могли мы накликать неволю, которой
Хватит и детям, и внукам, и правнукам нашим?
Что ж убиваться и сетовать нам? Понимаем:
Лес бессловесен, так пусть же услышится голос
Гуссовиана о наших могучих животных!
* * *
Как предлагалось, последуем в дебри лесные.
Там, по охотничьим правилам нашего края,
Срублена стенка из сваленных толстых деревьев,
Вглубь уходящая, может, на десять-двенадцать
Миль италийских со множеством мелких отсеков.
Внутрь попадающих эта стена окружает,
А сторожа неусыпно следят, чтоб проходы
Были закрыты, и зверь из ограды не вышел.
Входы кругом, а вот выходы все под охраной;
Мы же, охотники, подстерегаем в ограде.
Звери в ловушке, и мы начинаем охоту.
Страх нипочем, хоть опасность грозит отовсюду.
Друг где-то рядом, а встретит беда — не дождешься.
Верный слуга господина не выручит в схватке,
Зова ни сын, ни отец в суматохе не слышат.
Дело свое защищаешь своими руками и в них же
Держишь судьбу свою: выпустишь — все потеряешь.
Жизнь на весах, коль сплошаешь — пощады не будет.
Каждому сущность приказа ясна — наступленье,
Но в поединке подобном всего не предвидишь.
Выручит конь быстроногий, отпрянет от смерти —
Только на это надежда и в этом спасенье.
С нами наш князь, он бросается в скопище боя.
Кто же за робким пошел бы, послушал бы труса?
Как перед битвой с татарами меч богатырский
Мужеством рать зажигает, предвестник победы,
Так и отвага вождя на литовской охоте
Славе его не вредит, как и доблести ратной.
Чувствую: непроизвольно перо мое вновь отклонилось,
Чтобы тебе, Жигимонт, властелин двуединый,
Славу воздать и воспеть твои подвиги в деле,
Дома великом и столь же великом вне дома.
Это не просто, ведь здесь мне никто не поможет.
Ратный твой подвиг прославить найдутся ли силы?
Нам бы спокойная жизнь, а досуга — не жалко.
* * *
В поиске трудном всего неизвестного в пуще
Хватит рассказа о нашем одном великане.
Часто встречаем в стихах описания целого стада,
Мы же займемся одним, потому что о многих
Хватит ли сил рассказать мне и кратко и скоро.
Я расскажу об одном, как, беды не учуяв,
Зубр у меня на глазах в западне очутился.
Стража — прогон на засовы, и взвизгнули стрелы.
Ими и копьями весь оперенный, срывается с места,
Прет напролом, прожигая охотников взглядом.
Вот заревел, раздувая дрожащие ноздри,
И, словно вихрь, закружился, подпрыгнул, помчался.
Всадники с гиканьем скачут в погоне, стараясь
Перехватить. Гулкий топот до звезд долетает.
Мчит на поляну, стена впереди — он с разбегу
Метит ее одолеть, но — увы, не под силу!
Стал, точно вкопанный. Как же спасаться? А в тело
Снова с шипеньем впивается пущенный дротик.
Ярость кипит, свирепеют глаза, и струится
Алая кровь из глубокой дымящейся раны.
Ищет врагов, он готов растерзать в поединке
Скопища их и метает палящие взгляды.
Первый удар направляет на псов стоголосых.
Их расшвыряв, на людей устремляется с рыком —
Все врассыпную, коней повернув в бездорожье.
Криками, храпом и ржанием полнится пуща.
Людям бежать по прямому пути безнадежно;
Выход один для спасенья — метнуться в сторонку.
Ярость и быстрый разбег пронесет его мимо:
Массе такой нелегко повернуться в разбеге.
Всадников цепь замыкается. Зверь заметался;
Трудно разгон задержать, перейдя в наступленье,
Телом велик, налетает он бурей, прыжками,
Вспарился в беге, сопит учащенно, а грива —
Космами по ветру; весь он — сама устремленность,

Рекомендуем почитать
Средневековые французские фарсы

В настоящей книге публикуется двадцать один фарс, время создания которых относится к XIII—XVI векам. Произведения этого театрального жанра, широко распространенные в средние века, по сути дела, незнакомы нашему читателю. Переводы, включенные в сборник, сделаны специально для данного издания и публикуются впервые.


Сага о Хрольве Жердинке и его витязях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Младшие современники Шекспира

В стихах, предпосланных первому собранию сочинений Шекспира, вышедшему в свет в 1623 году, знаменитый английский драматург Бен Джонсон сказал: "Он принадлежит не одному веку, но всем временам" Слова эти, прозвучавшие через семь лет после смерти великого творца "Гамлета" и "Короля Лира", оказались пророческими. В истории театра нового времени не было и нет фигуры крупнее Шекспира. Конечно, не следует думать, что все остальные писатели того времени были лишь блеклыми копиями великого драматурга и что их творения лишь занимают отведенное им место на книжной полке, уже давно не интересуя читателей и театральных зрителей.


Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава

В книге представлены два редких и ценных письменных памятника конца XVI века. Автором первого сочинения является князь, литовский магнат Николай-Христофор Радзивилл Сиротка (1549–1616 гг.), второго — чешский дворянин Вратислав из Дмитровичей (ум. в 1635 г.).Оба исторических источника представляют значительный интерес не только для историков, но и для всех мыслящих и любознательных читателей.


Фортунат

К числу наиболее популярных и в то же время самобытных немецких народных книг относится «Фортунат». Первое известное нам издание этой книги датировано 1509 г. Действие романа развертывается до начала XVI в., оно относится к тому времени, когда Константинополь еще не был завоеван турками, а испанцы вели войну с гранадскими маврами. Автору «Фортуната» доставляет несомненное удовольствие называть все новые и новые города, по которым странствуют его герои. Хорошо известно, насколько в эпоху Возрождения был велик интерес широких читательских кругов к многообразному земному миру.


Сага о гренландцах

«Сага о гренландцах» и «Сага об Эйрике рыжем»— главный источник сведений об открытии Америки в конце Х в. Поэтому они издавна привлекали внимание ученых, много раз издавались и переводились на разные языки, и о них есть огромная литература. Содержание этих двух саг в общих чертах совпадает: в них рассказывается о тех же людях — Эйрике Рыжем, основателе исландской колонии в Гренландии, его сыновьях Лейве, Торстейне и Торвальде, жене Торстейна Гудрид и ее втором муже Торфинне Карлсефни — и о тех же событиях — колонизации Гренландии и поездках в Виноградную Страну, то есть в Северную Америку.