Париж: анатомия великого города - [152]
Отвага бойцов Сопротивления оказалась заразительной. Молодые французы окружали и уничтожали немецкие патрули численностью менее пяти человек, хотя вооружены борцы за свободу часто были лишь дубинками и пистолетами. Ярость французов, однако, была столь сильна, что в бою они оказались непобедимы. Нацисты передвигались по городу на бронетранспортерах или танках; на улицу Сюффло, например, для уничтожения снайперов, засевших в здании городской администрации V округа, была направлена дивизия пехоты и пять бронетранспортеров. Битва за Париж стала захватывающим зрелищем для неосторожных зевак: народ наблюдал за происходящим из окон и с балконов. Сражение послужило благодатной почвой для проявления безумной храбрости: угона немецких бронемашин или нападений на солдат — подвигов, которыми хвалились герои и которым аплодировали зрители.
Когда де Голль вернулся из Алжира во Францию и ему донесли о том, что происходит в Париже, восстание бушевало уже два дня. Он опасался двух вещей: во-первых, что восстание может привести к захвату Парижа коммунистами и, во-вторых, что без поддержки союзных войск бунт может захлебнуться в собственной крови. Де Голль призвал союзников направиться к городу, что они 22 августа и сделали. Одновременно он решил возглавить восстание, для чего выехал в Париж.
Главной задачей голлистов было захватить столицу Франции и добиться, чтобы весь мир узнал, что город освободили исключительно французы, без всякой посторонней помощи. Не послушав приказов американского командования удерживать захваченные позиции, 25 августа французская армия под предводительством генерала Леклерка с юга вошла в столицу и пробилась к зданию ратуши на Гревской площади. Когда солдаты вступили в город (по пятам шли американцы), по всему Парижу зазвучали колокола. По радио передавали запрещенную все четыре года оккупации «Марсельезу». В это многоголосье вплетались звуки ружейных выстрелов и артиллерийская канонада.
Фон Холтиц сдал город французским внутренним силам 25 августа на улице де Риволи в особняке Морис. К его заслугам, если можно так сказать, стоит отнести неподчинение приказу фюрера сжечь Париж до основания в отместку за бунт. Когда Холтица конвоировали из Отель-де-Билль на церемонию подписания капитуляции, на улице собралась толпа, выкрикивавшая гневные обвинения. Вечером того же дня де Голль занял здание военного министерства на улице Сен-Доминик и произнес у ратуши вдохновенную речь, где объявил, что Париж наконец-то «освободил себя». Как и всегда, де Голль интуитивно угадывал глубинные течения, бурлившие под поверхностью общих политических событий. Освобождение Парижа, как сказал Эйзенхауэр, стратегической важности в большой войне, шедшей по всей Северной Европе, не имело. Но то, что парижане сами отбили свой город, имело огромное психологическое и символическое значение.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
ОБЩЕСТВО СПЕКТАКЛЯ
1945–2001 гг.
«Красота вырвалась на улицу!»
Плакат. Париж, май 1968 г.
Глава сорок первая
Пейзаж после битвы
Прошло несколько дней после освобождения, и парижане осознали, что город находится в уникальном положении: разрушения войны его не коснулись. Город бомбили нацисты и союзники, но бомбы падали в основном на окраины, так что великие памятники столицы остались практически нетронутыми. Жилые кварталы тоже практически не пострадали после локальных артобстрелов и уличных боев. Всякий, кто помнил Париж 1918 года, без труда узнал бы его и в 1945 году, даже парижане 1870-х годов легко опознали бы в нем столицу XIX века.
Общность с пострадавшими от войны городами у Парижа все-таки была — он тоже выглядел запущенным и обшарпанным. Фасады были испещрены следами от пуль и заляпаны грязью. Уличное освещение отсутствовало, кругом лежали груды мусора, не вывозившегося с начала оккупации. В битве за освобождение Парижа в августе 1945 года наводнившие Сопротивление молодые люди восхищались тем, что на мостовую пролилась кровь немецких солдат. «Chacun son boche!» — «По немцу каждому!» — идя в атаку, кричал полковник Анри Роль-Танги, коммунист и глава городских повстанцев. Теперь же, когда все закончилось, тело города покрывали шрамы. В воздухе стояла мешавшая дышать пыль, люди травились ядовитыми веществами, которые, как поговаривали, из мести распылили отступающие нацисты.
Все последующие горькие культурные и политические раздоры, потрясавшие город, были делом рук исключительно парижан. Сразу после освобождения по Парижу прокатились волны мести так называемым collabos, то есть коллаборционистам: начались аресты и самосуды над всеми, кто сотрудничал или только подозревался в сотрудничестве с нацистами. Началось L'épuration sauvage («дикое очищение»). Осенью — зимой 1944/45 годов волна ярости охватила горожан, жаждавших справедливости. Все происходящее походило на мрачную оргию ненависти и отмщения. Первыми пострадали известные шпики, полицейские осведомители и дельцы черного рынка, которым платили (или кого подозревали в том, что им платили) нацисты.
Большинство из них были казнены без всякого суда и следствия. Ходили слухи, что в первые месяцы после освобождения страны по всей Франции было казнено до 100 000 коллаборационистов; позднее утверждали, что эти данные завышены теми, кто пытался выставить предателей невинными жертвами и показать «освободителей» кровожадными варварами. Правые назвали месть толпы эхом Террора 1793 года. В этом была доля правды: большинство казней происходили из мести, что отличало революционный менталитет 1790-х годов. Можно с уверенностью сказать, что казней было как минимум 10 000 (это подтверждает официальная статистика).
«В Речи Посполитой» — третья книга из серии «Сказки доктора Левита». Как и две предыдущие — «Беспокойные герои» («Гешарим», 2004) и «От Андалусии до Нью-Йорка» («Ретро», 2007) — эта книга посвящена истории евреев. В центре внимания автора евреи Речи Посполитой — средневековой Польши. События еврейской истории рассматриваются и объясняются в контексте истории других народов и этнических групп этого региона: поляков, литовцев, украинцев, русских, татар, турок, шведов, казаков и других.
Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга "Под маской англичанина" формально не является произведением самого Себастьяна Хаффнера. Это — запись интервью с ним и статья о нём немецкого литературного критика. Однако для тех, кто заинтересовался его произведениями — и самой личностью — найдется много интересных фактов о его жизни и творчестве. В лондонском изгнании Хаффнер в 1939 году написал "Историю одного немца". Спустя 50 лет молодая журналистка Ютта Круг посетила автора книги, которому было тогда уже за 80, и беседовала с ним о его жизни в Берлине и в изгнании.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
На нашей планете найдется не много городов, способных соперничать с Афинами древностью.Построенный Тесеем по воле богини Афины, этот город видел нашествие персов и суд над Сократом, славил Перикла и изгонял Фукидида, объединял Грецию и становился зачинщиком раздоров, восхвалял поэтов и философов — и подвергал их осмеянию. Позднее этот город видел македонцев, римлян и галлов, сопротивлялся Османской империи, принимал лорда Байрона и других знаменитостей и в конце концов стал столицей независимой Греции.Приятных прогулок по городу Акрополя и Парфенона, городу Перикла и Фемистокла, Платона и Аристотеля, Ипсиланти и Каподистрии, Вангелиса и Демиса Руссоса!
Каир — зримое воплощение истории человечества на протяжении сменявших друг друга поколений и эпох. Это и Нил, и великие пирамиды Гизы, до которых буквально подать рукой, и развалины Гермополя, и христианские церкви, и величественные мечети, и особняки, "унаследованные" от колониального периода, и современные эстакады. На каирских улицах роскошные "Мерседесы" и "БМВ" мирно соседствуют с тележками, запряженными осликами. Каир — "мать городов", по выражению арабского путешественника Ибн Баттутаха, — принадлежит одновременно Ближнему Востоку, Африке и всему миру.Приятных прогулок по городу фараонов и султанов, Наполеона и Лоуренса Аравийского, Гамаля Абдель Насера и Нагиба Махфуза!
Королевский замок на вершине скалы, у подножия которой когда-то колыхалось озеро нечистот, а ныне радует глаз зеленью обширный парк. Длинная улица, известная как Королевская миля и соединяющая замок с дворцом Холируд, обителью Марии Стюарт. Принсес-стрит с ее многочисленными магазинами. Роуз-стрит, которую иначе называют улицей пабов, вечно оживленная Грассмаркет, холм Кэлтон-Хилл с памятником Нельсону, обсерваторией и «северным Парфеноном» — колоннадой в честь побед герцога Веллингтона… Все это Эдинбург, столица Шотландии и настоящий город-памятник, словно застывший во времени и все же удивительно живой и всегда прекрасный — в типичную шотландскую морось и, конечно, в лучах солнца.
Собор Святого Семейства и всегда многолюдная Рамблас. Парк Гюэль, один из шедевров великого Гауди, и соперничающие друг с другом великолепные дома на Пассейч де Грасия. Геометрическая сетка квартала Эйшампле, бесчисленные ресторанчики и кафе Готического квартала, величественнный Монтжуик и знаменитый стадион «Камп Ноу»… Всё это — Барселона, столица, сердце и живой символ Каталонии, «тёплый город у теплого моря», город Пабло Пикассо и Жоана Миро, Антонио Гауди и Хосепа Льимоны, город типично испанский — и совсем непохожий на другие города Испании. Добро пожаловать в Барселону!