Панкомат - [31]

В тот вечер пришла Вика. Мне почему-то казалось, что на улице холодно, и дует ветер, хотя ничего такого не было. Легкий морозец лишь разбавлял вечерний воздух дополнительной тишиной. С автостоянки слышались голоса — там бухали сторожа. Они иногда приходили сюда. Бабушка, что сдавала блатхату, торговала водкой. Ее прозвали Ламборджини. За что, не знаю. Мне ж в тот момент казалось, что я живу во сне. Может быть, это было связано с музыкой — магнитофон играл постоянно, и некоторые мотивы были особенно мне близки. Но, как я уже заметил, это была болезнь.

Настоящий поэт мог бы по-настоящему забить, замолчать душой и описывать эту слизь, что жила в душе и ушла. Но я до этого не дорос. У меня было еще два, три года, чтобы что-нибудь понять. Ближе к среднему возрасту душа устает обновляться, и ты живешь по накатанному, и ничего нового уже не будет до самой смерти. По большому счету, жизнь после тридцати и начинается, и заканчивается.

— Привет, — сказала она.

— О, Вик, — обрадовался Саша Сэй, — а ты слышала, вышел новый альбом группы «Hooy»?

— Что? — не поняла она.

-2002 год, — подтвердил Зе, — новый звук, новая акустика.

— Пить будешь? — спросил Петр.

— Водку?

— А у нас больше ничего нет.

Она посмотрела на меня вопросительно. Это была разведка. Вике нужно было обязательно узнать, какова во мне погода. Ведь главная цель обыкновенной женщины, это добиться того, чтобы суметь сказать «мое!».

Я знал это наизусть, и это всегда меня бесило.

А потом, после завоевания территории, можно начинать распределять внутреннюю энергию. А затем, наконец, наслаждаться. Ничего другого в жизни человека нет. Уж не говоря про жизнь женщины.

— А я думала, где тебя найти?

— Ты никуда не звонила?

— Звонила.

— И что ответили?

— Кажется, это была твоя невестка.

— Да. Таня.

— А.

Я не загружал себя лишним. Разведка, как разведка. А честный секс — это и вовсе честно, когда девочка ждет тебя за ширмой, и никому до этого нет дела. Но в тот день никакой девочка не было. Не было и Наташки, что жила «за туалетом» — это за туалетом бабушки Ламборджини был ее огородик, а там, дальше — два домика. В одном жили квартиранты (мать Наташи впустила). Другой — их. Тоже не очень большой, но, все ж, побольше. В квартиранстком же домике не было штор, и было видно, как на трубах сушится одежда, а на столе — вечный холостяцкий бардак.

Мы, впрочем, собирались позвать Наташку. У нас даже был тайный сигнал, с помощью которого ее можно было вызвать из дома. Но теперь это уже было не актуально. Тем более, бабушки Ламборджини не было дома — она пошла до Хсохфы (это сестру ее так звали) — и там, в ее комнате, был свободный диван.

А что еще я мог желать от Вики.

— У Ламборджини есть вино, — вспомнил Саша Сэй.

— Точно, — обрадовался Зе, — давайте спиздим!

— Щас, — спохватился Петр, — Вик, ты присаживайся.

— У нее полный подвал! — воскликнул Саша Сэй.

— А где мы ключ возьмем? — осведомился Юрий.

— Я знаю, где ключ взять, — произнес Петр.

— А если баб Галя узнает? — спросил Вова Автоян.

— Да и фиг с ним, — ответил ему Зе.

— Не парься, — добавил Саша Сэй, — щас ключ найдем. У нее там запасов — будто она к атомной войне готовится. На две жизни хватит.

— На три, — сказал Юрий.

— Да. На три. Она ж жадная, сука. Никому ничего не дает. Даже родственникам.

Вино вскоре было доставлено, и пьянство продолжилось. Я, вопреки себе, не стал поддерживать всеобщую вакханалию. Хотя, чаще всего, я так и делал.

— Пойдем в комнату, — сказал я Вике.

— Куда это?

— Ладно тебе. Пойдем, пойдем.

Я забрал два бокала вина, и мы удалились.

Все было просто. Но, хуже всего, что постоянно жил в ожидании удара. Любой эксцесс, казалось, мог выбить меня из колеи. Я жил и огладывался. Мне было страшно, и главным желанием было укрыться так, чтобы никто не смог тебя найти. В этом и был шанс Вики. Я это отчетливо понимал.

Но что я мог сделать? Ведь я ее все-таки любил — как бы я это ни отрицал. Счастливы те, кто с легкостью убегают от себя самих.

— А никто не придет? — спросил я.

— Нет, никто.

— А бабушка?

— Да и фиг с ней. Раздевайся.

— Я боюсь.

— Почему?

— Я так давно не была с тобой. Как будто в первый раз.

— Я тоже.

— Но у тебя же кто-то был?

— Но ведь и у тебя кто-то был?

— Это потому что тебя не было.

— Да ладно тебе.

— Ты мне не веришь?

— Конечно, верю.

— Честно?

— Конечно.

— Ой, Валерик, я так соскучилась!

У Вики была хорошая фигура. Она умела гнуться. За мое отсутствие она много, чему научилась. Может быть, основы ее подвижности заложил именно я. Мы долго дружили и целовались, прежде, чем она лишилась девственности. Я думал тогда, что бояться уже нечего, но все прошло как нельзя классически. Испугавшись, Вика была холодна, как стекло. После мы много раз вспоминали этот момент. Когда же она, наконец, научилась извлекать из секса полезное, я понял, что главное — это в первый раз.

Лишение невинности — это большое таинство.

Теперь же все было слишком просто. Много вина. Желание, наполненное градусом. И — черная, будто съедающая, темнота, которая проникает в самую сердцевину мозга.

Вика громко стонала, но этого никто не слышал — за дверью шла громкая, почти кричащая беседа.