Панкомат - [25]

Я знал людей, которые ломали аппаратуру своим настроением.

A. S. Antysoft рассказывал, что с ним это случалось довольно часто, и потому он всячески избегал дурных, необузданных, мыслей.

— Машины чувствуют.

— Да, — отвечал я вяло.

— Не веришь?

— Я знаю, что некоторые животные способны генерировать электричество.

— Тут другое.

— Но ты же знаешь, что романтика — это груда переработанной литературы, когда ты несколько лет не спал по ночам, а после, сделав беспечное лицо, прикидываешься ленивым гением, утверждая, что все далось тебе просто так.

— Я не об этом. Когда у меня плохое настроение, из строя может выйти что угодно.

— Главное, чтобы не жесткий диск.

— Я постоянно архивирую данные. Иначе я запросто могу остаться без информации….

Конечно, со мной не могло происходить то же самое. Но интереснее всего то, что, перейдя из «Сперматозоида» в клуб «Агент Смит», подобное произошло и с 1300-м «Селероном». Совпадения? Спустя неделю я заглядывал в те же клубы — машины, которые отказались работать со мной, продолжали молчать.

— Кстати, я не говорил тебе о Новицком, — сказал тогда Antysoft.

— И что же?

— С ним такие вещи происходят регулярно.

— Я и не думал, что это так распространено.

— Еще как.

Я также встречал в свое время электрического человека. Это парень из маленького городка, который тогда приехал в столицу, чтобы посбивать барсетки и познакомиться с серьезными людьми. У него был своеобразный IQ, но я бы отправил его в нижнюю часть шкалы.

Это было по-деревенски.

Но главное, что парень вырабатывал электричество.

Прибор был у брата. Самый простой. 380-й. Я проверил на себе — стандартный ноль. Проверил на брате — то же самое.

— Мы привезли из станицы молока, — сказала Таня, братова жена.

— Угу, — ответил я.

— Хорошее. Жирное.

— Коровой пахнет?

— И так что?

— А так.

— Небось, в Америке отвык от нормальной пищи. Молока там домашнего нет. Только порошковое. Девка одна в Америку ездила. Подруга подруги. Валюши. Полгода, чи год там работала. Не понравилось. Говорит — в России — лучше. Еда вся синтетическая, они не готовят, как мы здесь. Идут всей семьей ужинать в ресторан.

— Хочешь сказать, это плохо?

— А что хорошего? Я вот наготовлю, все едят, радуются. Пальчики оближешь. А где в штатах…

— Зато у вас, то есть, у нас, проблематично пойти в ресторан.

— Ну да. Так молоко будешь?

— Не знаю. Надо попробовать.

— Жирное.

— В смысле.

— Как в смысле. Не то, что в магазине.

Она поставила передо мной тарелку борща, густого, красного, словно кровь царя овощей. Я поставил ложку. Ложка стояла. Это на Кубани так принято — и я ничего не имею против стоячей ложки.

Борщ хорош, когда в нем ложка стоит.

— Сегодня не работаешь?

— Не.

— А что так?

— Не хочу. В лом. На улице похолодало. Половина пацанов на разгрузку не пошла. Дома сидят. Телеки смотрят.

— А ты на постоянную работу не хочешь устроиться?

— Нет, — я махнул рукой

— В Интернет-клуб куда-нибудь, например.

— Не люблю клубы. Глупо это все. Дети туда ходят — все придурки.

— Пойди куда-нибудь программистом. Вот у нас на работе Вовчик. Системотехником работает. Неплохо получает. Тысяч пять. Так у него никакого специального образования нет. Самоучка. А шарит — не дай бог.

— Да. Надо подумать.

Страх велик.

Я не знаю, есть ли в мире более могущественный король.

Я до сих пор не мог и шага ступить, чтобы не подумать о самом худшем. Тени воображаемых преследователей чудились то здесь, то там, и в этом смысле я был ничуть не лучше Володи Автояна, который будучи специалистом мира амеб, боялся иного. Непонимание тоже рождает страх. Напряженное ожидание может зарешечивать разум не хуже тюрьмы. Страх — начальник человека. Никак не иначе.

Я начинал понимать людей, которые боялись ездить в лифте.

Ведь где, как не на должности программиста меня будут искать? Разве придет кому-нибудь в голову, что я работаю грузчиком?

— У меня мама так борщ варит, — рассказывала Таня, — Она капусту кладет сразу с картошкой. А надо ведь как. Надо чтобы картошка уварилась, а только потом класть капусту, иначе она разварится, да? Еще ведь от сорта капусты зависит. Если ранняя, то ее вообще почти варить нельзя. Она сразу же разваривается. Если соленая, то тут еще так себе. Она вроде уже и засолена, а варится все равно не так. Но мама просто крупно порэжэт. Аш шмотки всякие видны. Будто в как раньше в овощном магазине рэзали. И она не успевает развариться. И петрушки у нее больше. Мы как привыкли — зелени пучок купил на рынке, веточку-две порэзал, и все. А у нее на огороде там всего полно.

Я представил эту съедобную идиллию, полную бегающих кур, кукарекающего петуха, розовой свиньи в саже и прочих хозяйственных штучек. Да, там хорошо. Там и сети никогда не будет. Зачем им сеть, когда у них так много еды.

— Я тоже умею борщ варить, — признался я.

— Да? — она спросила с иронией.

— Да.

— И как же?

— В старину, когда не было картошки, картошку не клали.

— Хочешь сказать, варить можно без картошки?

— Люди же ели. Не, я не ратую за ее отсутствие. Но факт есть факт.

— Да ты шо.

— Ну да. Обжаривалась свекла вместе с морковкой. Потом в зажарку клали лучок.

— А лучок был?

— Был.

— Это когда?

— До Петра.