Панкомат - [22]
Камеры нет. И не будет. Бабок нет. На какие деньги снимать клип? Денег нет — это один из столпов революции. И дальше — ни шагу.
— Бабки можно скачать? — сказал я.
— В смысле?
— А так. Взять и скачать.
Меня долго расспрашивали, подливали водки. Я вмиг стал объектом всеобщего внимания. Все знают, как сильны пьяные базары. Мир становится маленьким, и тебе кажется, что в любой угол его можно заглянуть и там рукой пошарить. Вот край А. Вот — край В. За дверью — параллельный мир. Мы все туда стремимся, как истинные неопанки. Для неопанков нет истины, кроме свободы, водки и травы. Даже и смерти нет. Я смотрю на Че Гана. Жив Че Ган. Жив Сид Вишез. И все такое. Я бы продолжил, но больше никого не знаю.
— Самая крутая вещь на свете, — заявил Сергей Чикаго, — это полететь на луну.
— О, — повторили многие.
— Что делать на земле? Слишком банально жить на земле. Люди — часть товарной схемы. Сегодня жизнь, завтра — смерть. А в середине — торговля. И — менты кругом. Что ни шаг, то мент на тебя смотрит.
Глас божий — глаз мусора.
А на луне — свежо. Прохладно. Когда куришь, дым, не задерживаясь, уходит в космос и, достигая звезд, о чем-то им говорит, звездам. Потому-то они и светятся. То есть, они курят, да. Если бы никто не жил на луне, то звезды бы не знали, что такое курить и не светились. Все благодаря панковским душам.
Меня уже колбасило, и мне бы все равно было, знаю ли я сорт своей души. Никому не ведомо, почему он живет. С банальной точки зрения — это родительский половой акт. С обратной стороны — это космос и создатель.
Можно говорить и том, и о другом. Обычно, разговорами подобного рода заняты студенты, ибо студенчество — это возможность немного побыть на пике развития. Далеко не многие идут после этого вперед. Дело не в карьере. Карьера — это банально и, очень часто, случайно.
Пошел еще один косяк. Я вызвался петь. Не зная ни текста, ни музыки, я взял микрофон, Сергей Чикаго взял другой микрофон и начал мне помогать.
Гитара бряцнула, разогналась вместе с барабаном, и тут же их бас поддержал.
В Аду
(муз. и сл. В. Нерусского).
Это хорошо, что в торчащем настроении они не брались за помидорные песнопения, полные всяких дедетешных выкриков и псевдопророчеств, и от этого на душе было как-то первозданно.
Возможно, что именно они были настоящие индейцы.
Гараж? Гараж. Панк? Конечно. Мне было известно, что половине подобных компаний по этому делу пелась «Он был старше ее, она была хороша», и т. д., и это была констатация факта: тише едешь, дальше будешь.
Но есть еще «мы». Пусть — все еще есть. Но это так.
Хорошо, когда люди умеют быть ни на кого не похожими.
Я люблю чужой опыт и наработанные методы, потому что без них никуда в жизни не уйдешь, но импровизация всегда превыше плана. Человек, умеющий чувствовать свое нутро — это очень опасно. Это просто оружие, способное прожигать стены и переворачивать корабли. Им только нужно суметь воспользоваться.
— Кто-нибудь знает «Fucking Moods?» — спросил я.
— Не, — ответил Сергей Чикаго.
— А что это? — сказал Зе.
— А «About cockroach?»
— Не-а.
— Ну и правильно.
— А что?
— Это типа песни. Типа студенческие. В штатах нет народных песен. Рынок чисто.
— А.
— Вот так.
— Ну… Мы. Вот, никому ничего не навязываем, — сказал Сергей Чикаго, — можно петь что угодно. Личное дело любой группы.
Косяк привел меня к пограничному состоянию. Хотелось заглянуть и дальше, где играли иные зори.
Есть слово «возможно».
Возможно, что они бы убили меня. Но я не знал, как идти дальше.
Я не уверен, и никто не уверен, что дверей нет. Очень хочется выпрыгнуть вон и быть птицей. Но иногда нужно бежать от простоты и быть чисто человеком, чисто
A. S. Antysoft сейчас парится на нарах. Но это не наши нары. Там, возможно, у него есть комп, и он продолжает структурно мыслить. В противном случае ему придется OS мозга поддерживать каким-нибудь алгоритмами, начерченными на бумаге.
Я выпил за него молча.
Бог взаперти. Звезды вращаются в запаянном сосуде. Воет межзвездный газ. Это очень популярно для нашей жизни — заключать кого-нибудь большого и умного. И нет ничего, кроме вселенской жадности и депрессняков. Вертится вокруг разный мусор, открыв рот в ожидании, словно птенцы, которым нужно засунуть в клюв червя.
— Надо спеть «Трамваи заклинило стоя», — сказал Саша Сэй.
Гитара раздрайвовалась, бас заухал, будто филин, через раз. Сергей Чикаго откашлялся и начал петь.
У нас очень много альбомов, — сказал он затем, — конечно, не столько, сколько у «Гражданской обороны», но они на то и уникумы.
Взяв по бокалу, все как по команде начинают перечислять:
— «Сообразительные зайцы».
— «Капитан-Ереван».
— «Фарфоровая неделя».
— «Сборник песен Волейбол».
— «Зе Ворст. Худшие песни».
— «Оргтехника на Луне».
— «Оргтехника-на-Луне — микс».
— «Концерт в клубе «Ленин».
— «Капитан-Ереван-2».
— «Халва-7».
A. S. Antysoft никогда не слышал группу «Камаз». И не услышит.
Этот неопанк всегда будет штучным и необоснованно далеким, отстраненным, галлюцинирующим вдали от благополучия и детей миллионеров, оккупировавших эстраду и литературу.
В тумане рассудка я почувствал, что ко мне пристает Наташа Шелест, соседка блат-хаты через двор.
Бесконечность можно выразить в плоскости, или в виде фигуры во множестве измерений, но, когда вы смотрите в небо, эта система не очевидна — нужно приложить усилия или задействовать внутреннего демона. Но если он молчит, можно воспользоваться чужим. Все открытия сделаны давно, и кажется, все новое может возникнуть лишь в виртуальном мире, переложенным на плечи визуальных эффектов. Каким древние видели мир? А кто-то считает, что жизнь циркулирует, и более того, физика плавно перетекает в метафизику. Можно сказать, что вы начинали свой путь от одноклеточной водоросли, чей миг был короток — в поисках магического сахара, она давно стала частью биологической массы.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.