Памяти Есенина - [37]

Шрифт
Интервал

Обломки рифм, хромые стопы.
Не с Коловратовых полей
В твоем венке гелиотропы. —
Их поливал Мариенгоф
Кофейной гущей с никотином
От оклеветанных голгоф
Тропа к иудиным осинам.
Скорбит Рязанская земля,
Седея просом и гречихой,
Что, соловьиный сад трепля,
Парит есенинское лихо.
Оно, как стая воронят
С нечистым граем, с жадным зобом,
И опадает песни сад
Над материнским строгим гробом.
В гробу пречистые персты,
Лапотцы с посохом железным,
Имажинистские цветы
Претят очам многоболезным.
Словесный брат, внемли, внемли
Стихам — берестяным оленям:
Олонецкие журавли
Христосуются с Голубенем.
Трерядница и Песнослов —
Садко с зеленой водяницей,
Не счесть певучих жемчугов
На нашем детище — странице.
Супруги мы… В живых веках
Заколосится наше семя,
И вспомнит нас младое племя
На песнотворческих пирах.

В. Князев. «В маленькой мертвецкой, у окна»

В маленькой мертвецкой, у окна
Золотая голова на плахе;
Полоса на шее не видна —
Только кровь чернеет на рубахе.
Вкруг, на лавках, в полутемноте,
Простынями снежными белея,
Девятнадцать неподвижных тел
Ледяных товарищей Сергея.
Я присел на чей-то грубый гроб
И гляжу туманными глазами,
Подавляя слезы и озноб,
Застывая и давясь слезами.
За окном — пустынный белый двор;
Дальше — город в полумраке синем…
Я да трупы — больше никого
На почетном карауле стынем…
Вот Смирнов (должно-быть, ломовой), —
Каменно-огромный и тяжелый, —
Голова с бессмертной головой, —
Коченеет на скамейке голой.
Вон Беляев… кровью залит весь…
Мальчик, смерть нашедший под трамваем.
Вон еще… Но всех не перечесть;
Все мы труп бесценный охраняем…
Город спит. Но спят ли те, кого
Эта весть по сердцу полоснула, —
Что не стало более его,
Что свирель ремнем перехлестнуло…
Нет, не спят… Пускай темны дома,
Пусть закрыты на задвижки двери, —
Там, за ними — мечутся впотьмах
Раненые ужасом потери….
Там не знают, где бесценный труп,
Тело ненаглядное, родное;
И несчетность воспаленных губ
Хрипло шепчет имя дорогое…
В ледяной мертвецкой у окна
Золотая голова на плахе;
Полоса на шее не видна;
Кровь, и — лист приколотый к рубахе.

Олег Леонидов. «Неужели необходимо»

Неужели необходимо
Петлю на шею надеть,
Чтобы идущие мимо
Не мешали петь?..
Неужели только из гроба
Поэту звучать дано,
А без этого никто-бы
Не слушал, чем сердце полно.
У досчатых трактирных стоек
Души не сжечь до конца,
Дурманами злых попоек
Не напоить певца.
Выплеснуть сердце наружу,
Бросить предсмертный хрип
В туманную стужу
Перед приходом зари.
В неизбывной предельной печали
Осознать: «Погибай, поэт!
Если хочешь, чтоб песни звучали,
Выбивай из-под ног табурет».
Но кровь, что по жилам бежала,
Но горло, таившее звук,
Сильнее смертного жала,
Сильнее веревки и рук.
И не клятвы у свежей могилы,
И не жалобы, а призыв:
Поэты, крепите силы —
Есенин с нами, Есенин жив!..
И разве когда-нибудь краше
Звучал его напев?
Поэты, для ваших пашен
Им уготован сев…
Неужели необходимо
Петлю на шею надеть,
Чтобы идущие мимо
Не мешали петь?

Николай Лавров. «Березки в платьицах зеленых»

Березки в платьицах зеленых
С узором яркой бересты
В весенних шумах, зовах, звонах
Кладут поклоны и кресты.
И поутру поют они же
Свой светло-заревый псалом
И кланяются ниже, ниже
Под искрометным топором;
И к речке, на веселых склонах,
Где жизнь их радостью цвела, —
Положат в платьицах зеленых
На землю юные тела.
И над безвременным кладбищем,
Где пелся неземной псалом,—
Мы не найдем, мы не отыщем
Печали в пламени вечеровом.
Лишь осенью, когда в затонах
Злой ветер сморщит лик воды,
Мы вспомним в платьицах зеленых
Березок стройные ряды.

Валентина Любимова-Маркус. «Над твоею несчастною долей»

Рассея… моя Рассея,

Азиатская сторона!..

Есенин.
Над твоею несчастною долей
Голосить, тосковать, причитать,
Снежный ветер по русскому полю,
Чтобы мог те слова разбросать,
Чтобы ели седые заплакали,
И березы родные твои.
Золотые ключи иссякли,
В землю скрылись стихов ручьи.
И тоски по тебе не рассеять…
Как придет без тебя весна?
Ах, сгубила тебя… «Рассея»…
Азиатская сторона!

Николай Минаев. «В этом мире, темном и убогом»

В этом мире, темном и убогом,
Где должны мы коротать свой век,
Ты бродил недолго по дорогам
С невеселой кличкой: «человек».
Мучимый неискренностью братской,
Ты в тоске, — хмелен и нездоров —
Буйствовал среди Москвы кабацкой,
А любил березки и коров.
Тесно в нашем неуютном теле,
И душа рванулася из пут,
Чтоб найти в космической метели
И успокоенье, и уют.
Ах, душа поэта, озорница.
Пусть тебе сквозь холод голубой
В мире том ни разу не приснится
Этот мир, покинутый тобой.

Л. Никольская. «Ранний вечер дрогнул на проспектах»

Ранний вечер дрогнул на проспектах,
Город на прощанье повидал,
Горьким звуком песен недопетых
В небе зазвенели провода.
И под неприветливую кровлю
Ты вошел за вымыслом глухим, —
Четко написать своею кровью
Темные последние стихи.
Смерть сломила робкие преграды,
Сжала горло горестным кольцом.
Северные вихри Ленинграда
Омывают бледное лицо.
30 декабря 1925.

П. Орешкин. ОТВЕТ

Милый, ты назначил встречу,
Только где ж твой дом?
Как тебе туда отвечу
И каким письмом?
Все я сделаю, что надо,
И не поленюсь,
Чтобы красным листопадом
Прозвенела Русь.
По снегам и по морозам
Без дорог пойду,
На ушко твоим березам
Расскажу беду.
Сяду в круг осин пригожих
На клочок травы…
— Синеглазого Сережу
Не видали вы?

Еще от автора Михаил Прокофьевич Герасимов
Сталин

У каждой книги своя судьба. Но не каждого автора убивают во время работы над текстом по приказанию героя его произведения. Так случилось с Троцким 21 августа 1940 года, и его рукопись «Сталин» осталась незавершенной.Первый том книги состоит из предисловия, незаконченного автором и скомпонованного по его черновикам, и семи глав, отредактированных Троцким для издания книги на английском языке, вышедшей в 1941 году в издательстве Нагрет and Brothers в переводе Ч. Маламута.Второй том книги «Сталин» не был завершен автором и издается по его черновикам, хранящимся в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета.Публикация производится с любезного разрешения администрации Гарвардского университета, где в Хогтонской библиотеке хранятся оригинал рукописи, черновики и другие документы архива Троцкого.Под редакцией Ю.Г.


Моя жизнь

Книга Льва Троцкого "Моя жизнь" — незаурядное литературное произведение, подводящее итог деятельности этого поистине выдающегося человека и политика в стране, которую он покинул в 1929 году. В ней представлен жизненный путь автора — от детства до высылки из СССР. "По числу поворотов, неожиданностей, острых конфликтов, подъемов и спусков, — пишет Троцкий в предисловии, — можно сказать, что моя жизнь изобиловала приключениями… Между тем я не имею ничего общего с искателями приключений". Если вспомнить при этом, что сам Бернард Шоу называл Троцкого "королем памфлетистов", то станет ясно, что "опыт автобиографии" Троцкого — это яркое, увлекательное, драматичное повествование не только свидетеля, но и прямого "созидателя" истории XX века.


Туда и обратно

В 1907 году, сразу же после побега из ссылки, Лев Троцкий, под псевдонимом «Н. Троцкий» пишет книгу «Туда и обратно», которая вышла в том же году в издательстве «Шиповник». Находясь в побеге, ежеминутно ожидая погони и доверив свою жизнь и свободу сильно пьющему ямщику Никифору Троцкий становится этнографом-путешественником поневоле, – едет по малонаселённым местам в холодное время года, участвует в ловле оленей, ночует у костра, ведёт заметки о быте сибирских народностей. Перед читателем встаёт не только политический Троцкий, – и этим ценна книга, не переиздававшаяся без малого сто лет.


Л Троцкий о Горьком

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


История русской революции. Том I

Историю русской революции` можно считать центральной работой Троцкого по объему, силе изложения и полноте выражения идей Троцкого о революции. Как рассказ о революции одного из главных действующих лиц этот труд уникален в мировой литературе – так оценивал эту книгу известный западный историк И. Дойчер. Тем не менее она никогда не издавалась ни в СССР, ни в России и только сейчас предлагается российскому читателю. Первый том посвящен политической истории Февральской революции.


Дневники и письма

Настоящее издание включает все дневники и записи дневникового характера, сделанные Троцким в период 1926-1940 гг., а также письма, телеграммы, заявления, статьи Троцкого этого времени, его завещание, написанное незадолго до смерти. Все материалы взяты из трех крупнейших западных архивов: Гарвардского и Стенфордского университетов (США) и Международного института социальной истории (Амстердам). Для студентов и преподавателей вузов, учителей школ, научных сотрудников, а также всех, интересующихся политической историей XX века.


Рекомендуем почитать
«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания

Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.


Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода

Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.