Памяти Есенина - [39]

Шрифт
Интервал

По старине Яриле молится. Книга у него бере-
                                            стяная лежит.
Что ни час угольком вписывает не по нашему.
В землю лбом бьет.
— Имена-же их ты веси.
Окрай неба зарево новых дней.

Лада Руставели. «Земля моя. Сегодня ты богата»

Земля моя. Сегодня ты богата.
Мы принесли тебе неисчислимый дар.
Таких даров ни жрец, ни император
Тебе не воздавали никогда.
Земля моя. За жито, за пшеницу,
Насущный хлеб, металлы и вино
Какой несметной, горькою сторицей
Нам расквитаться было суждено.
Земля моя. В твои глухие недра,
На твой песок, на твой отталый снег
Мы положили первого из первых,
Мы положили лучшего из всех.
Земля моя. Из сыновей мятежных
Всем половодьем неуемных сил,
Никто тебя так звонко и так нежно
И так самозабвенно не любил.
Дыша тобой, в одну тебя влюбленный,
Ведь он вложил последнюю мечту
И в медь, струящуюся с клена,
И в белый дым от яблони в цвету.
Земля моя. Уж ты ли не богата,
Уж ты ль сегодня славой не горда.
Таких даров ни жрец, ни император
Тебе не воздавали никогда.

Лада Руставели. «В этой вечерней, метельной мгле»

В этой вечерней, метельной мгле
Знать — не узнаю, понять — не пойму…
Память — нам, тело — земле,
Тело — земле, а дух — кому?
Был ведь и пел ведь, смеялся, рос, —
Выше, все выше, от нив до звезд,
Дальше, все дальше, — куда от нас?
В даль океана, в мир, — в Шираз.
Родина — плен. Из него не выйти.
Снова родные, хмурые выти…
Сердце — в тенета. Грузней голова. —
Золота вескость и зрель — в слова. —
Как же, куда же, о чем теперь…
Родина. Мама. Спокойно. Смерть.
Ветер, да ветви в вечерней мгле,
Ветер, да ворон и вдруг строка —
Память — нам, тело — земле,
Тело — земле, а дух — в века!

Лада Руставели «Семь городов оспаривали право»

Семь городов оспаривали право
Быть городом, где родился Гомер,
Семь городов превыше всяких мер
Кичились этой бренной славой.
Нам спорить не о чем. Ты родился в просторах,
Где ветер домовничал в зеленях,
Где тешила младенческие взоры
Густая рожь, стихом твоим звеня.
Нам спорить не о чем… Но любо мне сознанье,
Что изо всех попутных городов
За вязь потертую, за дрему куполов
На город мой легло твое признанье.
На город мой, где шумная Тверская
Крылатый шаг навеки сберегла,
Где молодость твоя, взлетая и сгорая,
Нас благодатным ливнем обдала.
Где прошумев неповторимым клевом
Про мир, про дом, про белых яблонь дым,
Ты проходил с почтительным поклоном
Перед собратом бронзовым своим.
И в те часы, к бессмертью пламенея,
И свой увенчанный провидел пьедестал —
Здесь, — в этом городе, — что для тебя предстал
Священным символом — Рассея.

Матвей Ройзман. «О, ты, покинувший поля»

О, ты, покинувший поля,
Возлюбленный своей отчизны,
Никто не знал, что лишь петля
Тебе достанется от жизни.
Не в срок положенный ушел
С твоей черемуховой песней,
И пел ты слишком хорошо,
Чтоб выжить с человеком вместе.
Ты вынес не одну пургу,
Но трепетал один, как пламя,
И вот я молвить не могу,
О чем так рассказать желаю.
Поникли тысячи друзей,
Но и врагов поникли сотни,
И ты, как в золотой грозе,
Над нами властвуешь сегодня!
Ах, пройдена тобой межа
Всего мудрее и нелепей,
И слезы первые лежат
На сердце, как горячий пепел.
Встречай же гостя ты, земля!
Останки сохрани отчизне.
Да будет проклята петля,
Последняя награда жизни!
31 декабря 1925

Матвей Ройзман. «О, друзья, все равно не сберечь»

О, друзья, все равно не сберечь
Променявших все в жизни на песню:
Им награда — надгробная речь,
Над могилой зеленая плесень.
Это звезды поэту нужны,
Но поэт даже звездам не нужен,
Потому его песни нежны,
И над песнями девушки тужат.
Пусть готова на шею петля,
Пусть лицо, как земля, посереет, —
Ведь замашут крылом тополя
И вздохнут голубые сирени!
Те, которые галстук зари
Повязали на шею сегодня,
Вместо нас будут жить, говорить,
Как смышленые внуки, свободней.
И о том, кто от бури погиб,
Кто за них шел с открытою грудью,
Не одни металлический гимн
Пропоют невнимательным людям.
10 января 1926

Всеволод Рождественский. КОГДА УМИРАЕТ ПОЭТ

(Почти баллада).
Заря над опальной столицей
Глядела спросонок так зло.
Прохожих зеленые лица
На миг отражало стекло.
Скулили в воротах собаки,
Горели костры на кругу,
И — колокол черный — Исакий
Качался в летящем снегу.
А там, за синеющей рамой,
Глядя в электрический свет,
Бессонный, горящий, упрямый
Всю ночь задыхался поэт.
И, только-что сумерки стерло,
Вскочив на придвинутый стул,
Свое соловьиное горло
Холодной петлей затянул…
Промерзли чухонские дровни,
А лошадь ушами прядет.
Никто и вольней и любовней
Над телом его не заржет.
Покрыт простыней, без подстилок,
Он едет к последней беде,
И в мерзлые доски затылок
На каждой стучит борозде.
А завтра в вечерней газете,
Спеша на трамвае домой,
Бухгалтер прочтет о поэте
В столбце, обведенном каймой.
Но дома — жена и ребята,
Письмо и тарелка ухи.
«Я тоже, — он скажет, — когда-то
Писал недурные стихи.
Зато вот теперь, слава богу,
Служу и живу ничего».
Бродяга! Мечтатель! В дорогу,
В дорогу, не слушай его!
Уж лучше-б ты канул безвестней,
В покрытую плесенью тишь.
Зачем алкоголем и песней
Глухие сердца бередишь?
За всех, кто вареньем и чаем
Ленивую гонит хандру,
Мы в каждой строке зажигаем
Высокий костер на ветру.
Чтоб слыть «негодяем» и «вором»,
Лжецом и растратчиком слов,
Чтоб плакать над их же позором

Еще от автора Михаил Прокофьевич Герасимов
Сталин

У каждой книги своя судьба. Но не каждого автора убивают во время работы над текстом по приказанию героя его произведения. Так случилось с Троцким 21 августа 1940 года, и его рукопись «Сталин» осталась незавершенной.Первый том книги состоит из предисловия, незаконченного автором и скомпонованного по его черновикам, и семи глав, отредактированных Троцким для издания книги на английском языке, вышедшей в 1941 году в издательстве Нагрет and Brothers в переводе Ч. Маламута.Второй том книги «Сталин» не был завершен автором и издается по его черновикам, хранящимся в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета.Публикация производится с любезного разрешения администрации Гарвардского университета, где в Хогтонской библиотеке хранятся оригинал рукописи, черновики и другие документы архива Троцкого.Под редакцией Ю.Г.


Моя жизнь

Книга Льва Троцкого "Моя жизнь" — незаурядное литературное произведение, подводящее итог деятельности этого поистине выдающегося человека и политика в стране, которую он покинул в 1929 году. В ней представлен жизненный путь автора — от детства до высылки из СССР. "По числу поворотов, неожиданностей, острых конфликтов, подъемов и спусков, — пишет Троцкий в предисловии, — можно сказать, что моя жизнь изобиловала приключениями… Между тем я не имею ничего общего с искателями приключений". Если вспомнить при этом, что сам Бернард Шоу называл Троцкого "королем памфлетистов", то станет ясно, что "опыт автобиографии" Троцкого — это яркое, увлекательное, драматичное повествование не только свидетеля, но и прямого "созидателя" истории XX века.


Туда и обратно

В 1907 году, сразу же после побега из ссылки, Лев Троцкий, под псевдонимом «Н. Троцкий» пишет книгу «Туда и обратно», которая вышла в том же году в издательстве «Шиповник». Находясь в побеге, ежеминутно ожидая погони и доверив свою жизнь и свободу сильно пьющему ямщику Никифору Троцкий становится этнографом-путешественником поневоле, – едет по малонаселённым местам в холодное время года, участвует в ловле оленей, ночует у костра, ведёт заметки о быте сибирских народностей. Перед читателем встаёт не только политический Троцкий, – и этим ценна книга, не переиздававшаяся без малого сто лет.


Л Троцкий о Горьком

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


История русской революции. Том I

Историю русской революции` можно считать центральной работой Троцкого по объему, силе изложения и полноте выражения идей Троцкого о революции. Как рассказ о революции одного из главных действующих лиц этот труд уникален в мировой литературе – так оценивал эту книгу известный западный историк И. Дойчер. Тем не менее она никогда не издавалась ни в СССР, ни в России и только сейчас предлагается российскому читателю. Первый том посвящен политической истории Февральской революции.


Дневники и письма

Настоящее издание включает все дневники и записи дневникового характера, сделанные Троцким в период 1926-1940 гг., а также письма, телеграммы, заявления, статьи Троцкого этого времени, его завещание, написанное незадолго до смерти. Все материалы взяты из трех крупнейших западных архивов: Гарвардского и Стенфордского университетов (США) и Международного института социальной истории (Амстердам). Для студентов и преподавателей вузов, учителей школ, научных сотрудников, а также всех, интересующихся политической историей XX века.


Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.