Памяти Есенина - [38]

Шрифт
Интервал

Да не он ли на опушке
Нам, под новый год,
Развеселые частушки
Соловьем поет?
Желтый лист несут метели
Через перевал…
Не Сережа ли с похмелья
Кудри растерял?
В поле холодно немножко,
Белый ветер лих.
Хорошо звенит гармошка
В пальцах ледяных.
Растрепать бы не пора ли
Нам земную сонь?
Три березки заплясали
Под его гармонь.
Клены топчутся неловко
На кресте дорог.
Ах, рассветная обновка,
Синий поясок!
Это он судьбу ворожит,
Это он поет.
— Русь, не ты ль вокруг Сережи
Водишь хоровод?
Светлый радостный кудрявый,
Он стоит один,
Озарен всемирной славой,
Средь степных равнин.
Милый, ты назначил встречу
Кровяным письмом…
— Соловей мой, я отвечу,
Я найду твой дом.

П. Орешин. НА КАРАУЛ

Сладкопевец мудрый
Утонул в снегу.
Золотые кудри
Песней сберегу.
Аржаное знамя
По снегам равнин
Вольными руками
Понесу один.
Свистом молодецким,
Перезвоном крыл
Стороне советской
Подогрею пыл.
Хорошо ли, худо ли.
В славе наша рать.
Мне ли надо удаль
Где-то занимать?
Сон хороший снился
Во сыром бору.
Соколом родился,
Соловьем умру!
Край берез и воли!
Позабыв разгул,
Я сегодня в поле
Стал на караул.
Это не измена
И не дикий пляс,
Это только смена
На короткий час!

Людмила Попова. «Волосы — как Пушкинская осень»

Волосы — как Пушкинская осень,
Может быть, немного золотей;
А в глазах мятежных та же просинь,
Что на крыльях сизых голубей.
Пролетала песня звездопадом
В города от ивовой межи,
Чтобы ясным и певучим садом
Расцветала наша злая жизнь.
Хоронилась в берестных лукошках,
Колосилась рожью на полях,
Чтобы мы узнали хоть немножко,
Как чудесна и легка земля.
Потому-то петушки резные
По деревням памятки поют,
Сарафаны черные такие
Девушки на посиделках шьют,
И по всей моей стране неровной,
В каждом сердце как ножовый знак;
Был последним, самым, самым кровным,
И тебя не выплакать никак!
Ленинград, Декабрь 1925.

Иван Приблудный. «Город кирпичный, грозный, огромный»

Есенину — живому

Город кирпичный, грозный, огромный,
Кто не причалит к твоим берегам…
Толпами скал от Москвы до Коломны —
Камень на камне, рокот и гам.
В этом саду соловья не услышишь,
И каменный сад соловья не поймет…
С балкона любуюсь на тучи, на крыши,
На вечно немолчный людской хоровод.
И вот у ворог стооконного дома:
Зеленые крылья, высокий лик,
Буйная песня с детства знакома,
До боли знаком шелестящий язык
Снились мне пастбища, снились луга мне,
Этот же сон — на сон не похож,
— Тополь на севере! Тополь на камне!
Ты ли шумишь здесь и ты ли поешь?
В этих трущобах я рад тебя встретить,
Рад отдохнуть под зеленым крылом,
Мы ли теперь одиноки на свете!
Нам ли теперь вздыхать о былом!
Тесно тебе под железной крышей,
Жутко и мне у железных перил;
— Так запевай же! Ты ростом повыше,
Раньше расцвел здесь и больше жил.
Я еще слаб, мне едва — восемнадцать,
Окрепну — и песней поспорим с тобой,
Будем как дома, — шуметь, смеяться,
Мой стройный, кудрявый, хороший мой…
Эта ли встреча так дорога мне,
Шелест ли тронул так душу мою…
— Тополь на севере! тополь на камне!
Ты ли шумишь и тебе ль пою!!!
Январь 1924

Иван Рукавишников. «Не расцвел — отцвел. Повалился, сгиб»

Не расцвел — отцвел. Повалился — сгиб.
И пошла расти крапива́-бурьян,
Пушкин, Лермонтов, Кольцов, да мало ли…
В полчаса не сосчитать.
Стариками нас судьба не баловала.
Двадцать, тридцать, тридцать пять.
Скоро сказка русская ка́тится.
А концов поди — ищи.
Трахнет в темя гнилая матица,
И никто не виноватится.
Рыскай по полю, свищи.
Пропадай ты, святая родина,
Чудо-тройка, тройка-птица.
Ров да кочка да колдобина.
Кто сказал, что тройка мчится.
По грязи осенней хлюпая,
Ты куда шажком везешь…
…Эх ты родина, баба глупая,
Соловьев своих почто не бережешь.
В ночи, зорями улыбчивые,
Хороши твои соловьи заливчивые,
Хороши.
Попоет соловей да повалится,
Об пень головенкой ударится.
Иль что шибко пел от души.
Эх ты мать, баба корявая,
Хороша твоя понёва дырявая,
Хороша твоя кривая клюка.
Только жизнь с тобой тяжка.
Ночью осеннею над полями встал сон.
Видится зайцам, волкам, соснам да странникам:
Встали вкруг мудрецы-певцы-старцы. Всех сто
                                                          сот.
Бороды седые длинны, посохи высоки. Встали
                                            вкруг сто сот.
Затаилась земля: ждет-молчит.
Посмотрели на звезды старцы и запели враз.
Запели они от мудрости своей, от полноты дней,
От пережитых горей радостей, от улыбок
                                         внуков своих,
От великого раздумья, от красы-истины.
Ах и песня-ж то.
Расцвели в полях цветы лазоревые и рдяные.
Пали на́ землю звезды-огоньки.
Видят волки да зайцы, сосны да странники:
                                    стал рай на земле.
Жизнь — любовь-красота. А смерть не смерть.
Родина, родина, слепица юродивая…
Красен сон, только сон не явь.
Эх ты мать, дурища корявая,
Задавила ты всех сто сот мудрецов во
                                         младенчестве.
Задавила, темная, только начали петь по —
                                            соловьиному.
Видно не нужны тебе мудрецы-певцы.
И так, мол, проживу… — Проживешь, ленивица,
В городу башня великая.
На башне колокол бьет, ведет счет.
Александр. Сергей. Кто там еще.
Проходи.
В лесу дремучем пещерка малая
В месте неведомом.
Старик замшонный, не понять, где одёжа где,
                                                        тело,

Еще от автора Михаил Прокофьевич Герасимов
Сталин

У каждой книги своя судьба. Но не каждого автора убивают во время работы над текстом по приказанию героя его произведения. Так случилось с Троцким 21 августа 1940 года, и его рукопись «Сталин» осталась незавершенной.Первый том книги состоит из предисловия, незаконченного автором и скомпонованного по его черновикам, и семи глав, отредактированных Троцким для издания книги на английском языке, вышедшей в 1941 году в издательстве Нагрет and Brothers в переводе Ч. Маламута.Второй том книги «Сталин» не был завершен автором и издается по его черновикам, хранящимся в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета.Публикация производится с любезного разрешения администрации Гарвардского университета, где в Хогтонской библиотеке хранятся оригинал рукописи, черновики и другие документы архива Троцкого.Под редакцией Ю.Г.


Моя жизнь

Книга Льва Троцкого "Моя жизнь" — незаурядное литературное произведение, подводящее итог деятельности этого поистине выдающегося человека и политика в стране, которую он покинул в 1929 году. В ней представлен жизненный путь автора — от детства до высылки из СССР. "По числу поворотов, неожиданностей, острых конфликтов, подъемов и спусков, — пишет Троцкий в предисловии, — можно сказать, что моя жизнь изобиловала приключениями… Между тем я не имею ничего общего с искателями приключений". Если вспомнить при этом, что сам Бернард Шоу называл Троцкого "королем памфлетистов", то станет ясно, что "опыт автобиографии" Троцкого — это яркое, увлекательное, драматичное повествование не только свидетеля, но и прямого "созидателя" истории XX века.


Туда и обратно

В 1907 году, сразу же после побега из ссылки, Лев Троцкий, под псевдонимом «Н. Троцкий» пишет книгу «Туда и обратно», которая вышла в том же году в издательстве «Шиповник». Находясь в побеге, ежеминутно ожидая погони и доверив свою жизнь и свободу сильно пьющему ямщику Никифору Троцкий становится этнографом-путешественником поневоле, – едет по малонаселённым местам в холодное время года, участвует в ловле оленей, ночует у костра, ведёт заметки о быте сибирских народностей. Перед читателем встаёт не только политический Троцкий, – и этим ценна книга, не переиздававшаяся без малого сто лет.


Л Троцкий о Горьком

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


История русской революции. Том I

Историю русской революции` можно считать центральной работой Троцкого по объему, силе изложения и полноте выражения идей Троцкого о революции. Как рассказ о революции одного из главных действующих лиц этот труд уникален в мировой литературе – так оценивал эту книгу известный западный историк И. Дойчер. Тем не менее она никогда не издавалась ни в СССР, ни в России и только сейчас предлагается российскому читателю. Первый том посвящен политической истории Февральской революции.


Дневники и письма

Настоящее издание включает все дневники и записи дневникового характера, сделанные Троцким в период 1926-1940 гг., а также письма, телеграммы, заявления, статьи Троцкого этого времени, его завещание, написанное незадолго до смерти. Все материалы взяты из трех крупнейших западных архивов: Гарвардского и Стенфордского университетов (США) и Международного института социальной истории (Амстердам). Для студентов и преподавателей вузов, учителей школ, научных сотрудников, а также всех, интересующихся политической историей XX века.


Рекомендуем почитать
«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания

Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.


Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода

Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.