Памяти Есенина - [40]

Шрифт
Интервал

В разбойном просторе стихов!

Евгений Сокол. «О страшных стихах»

О страшных стихах
Про черного человека…
О поэте, жившем не в своем веке,
Распятом на гнилых крестах…
То осмеянный и затравленный,
То взносимый выше небес,
Сколько раз спотыкался о камни,
Пьяный от водки и песен.
О черном человеке
Жуткая песня,
О черном человеке,
Смерти вестнике.
Черный оказался сильнее.
Черный убил золотоволосого.
Золотоволосый висит на стене,
Насмехается безответным вопросом.
Висит, висит, мотается
Высунув язык.
За песни ли мается?
Кается ль о них?
Золотоволосый, голубоглазый мой друг, —
Солнечный, солнечный в радости и в муках,
Солнечный, солнечный друзьям и врагам,
Солнечный перед веками, —
Сдавленный мертвой петлей,
Стал ты еще светлее
И нам, сопричастным мукам,
И детям и внукам,
Которые будут лелеять
О тебе и быль и легенды.
Беспричинных смертей в мире нет.
Будьте ж прокляты все причины!
Кто-нибудь ведь даст ответ
За подбитые крылья орлиные,
Кто-нибудь ведь будет казнен
Приговором грядущих времен.
Виноваты ль друзья иль враги,
Виновата ли просто водка,
Если в жизни не видно ни зги,
Разве кто разберет?
Чтоб понять твой буйный уход,
Нужно ль вражью выискивать злобу,
Ведь захлопывать крышку гроба
И друзей сколько хочешь найдется.
Кто же радость твою пресек,
Кто родил перед жизнью испуг?
Ах, умеет прикинуться другом
Черный человек…
Москва, январь — февраль 1926.

Евгений Сокол. «Эх, гульбище, пьяное!»

Эх, гульбище, пьяное!
Сверканный пляс монист.
Улыбка обезьянья
Немого гармониста…
Тоска одинокая,
Гнетущая тоска, —
Прижитый до срока
Сверлящий зуд в висках.
Будь прокляты счастливые!
Будь проклята любовь!
Под всякой женской бровью
Извечная лживость.
Больное сердце чует
Начала и концы.
Поэт всегда колдует
И видит через границы.
Больное сердце тронь-ка, —
Порвется в момент, —
Визжи же гармоника,
Проклятый инструмент!
Всегда — одно и то-же.
Во всякой лживой сказке
Осклабленная рожа
Немого дурака.
И лжет ли он гармошки
Хрипучими слезами,
И лжет ли он мышиными
Безбровыми глазами,—
Один и тот же камень
Готовит в спину мне.
Все исходит, что посеяно,
Истлеет, что взросло.
Гудит обман песенный
В мозгу, как сверло.
Кабак как-будто тесен мне,
Дышать мне тяжело,—
Эх, если бы Есенина
В разгул занесло!
Больное сердце слышит
Больного сердца крик.
Гармошка, визжи же,
Кривляйся старик!
Эх, гульбище пьяное,
Тоска одиночества!
Кошмарные ночи
Залечут ли раны мне?
Или потихоньку
Уйти на чердак,
Пока визжит гармоника,
Кривляется дурак?
Все минет, все сгинет,
Все в памяти истлеет,
И медленно остынет,
Качаясь в петле.
Москва. 17 декабря 1925.

Валентин Тихонов. «Ах, Персия»

Ах, Персия!..
Цветущий чайный куст.
Все также девушки твои красивы,
Но не приедет ласковый урус
Слагать о них
Персидские мотивы.
Да!..
Не приедет к милой Шаганэ,
С больной душой и с непонятной болью,
Чтобы любить в далекой стороне
Еще сильней
Рязанские раздолья.
Какая грусть…
Какая тьма…
Вот жил поэт… И нет поэта.
Он не напишет матери письма
И деду
Не пошлет привета.
А там, где Темза скучная течет
И где в туманах лондонские ночи,
Быть-может, Анна Снегина прочтет
Газетные, скупые строчки.
Прочтет и вспомнит лунную порошу
И скажет тихо, тихо как во сне:
Сергей! Зачем такой вы нехороший…
Мне жалко…
И обидно мне…
* * *
Да… в этом мире странность не одна,
Теряем ценное… плохое держим в силе:
Все также много в кабаках вина,
Но нет поэта…
Лучшего в России.
* * *
Шумят, волнуясь, травы по весне
И засыхают в осень без привета…
Сергей! Сергей…
И ты вот отзвенел,
Упал…
Как лист под дуновеньем ветра.
Смоленск — Москва 1926.

Д. Усов. «Müd leb' ich in dem Heimatsort»… (перевод)

Устал я жить в родном краю…

С. Есенин.
Müd leb' ich in dem Heimatsort
Und sehn' mich nach dem Weg des Wandrers.
Ich lass mein Haus und gehe fort,
Als Strolch, als Dieb, und was noch andres.
Ich ziehe durch den weissen Tag
Und ruh' und raste nach Bewiilen.
Und einen guten Messerschlag
Bereitet mir der Freund im Stillen.
Der gelbe Pfad im Wiesengras
Ist froh in Lenz und Sonnenhelle,
Und jene, die ich nie vergass,
Vertreibet mich von ihrer Schwelle.
Und zu den meinen kehr ich heim,
An fremder Freude mich zu wärmen;
Am grünen Abende, allein,
Häng ich mich auf an meinem Ärmel.
Der Trauerweiden graues Haar
Neigt sich zu Boden noch so zärtlich.
Und ungewaschen, wie ich war,
Werd ich beim Hundsgebell beerdigt.
Der Mond, der schwimmet aber dort,
Die Ruder in den Seen versunken,
Und Russland lebt, wie früher, fort,
Und tanzt sich tot, und weint betrunken.

Зинаида Успенская. «Ой вы песни — птичьи стаи»

Ой вы песни — птичьи стаи,
Ой вы ветры шумные,
Он о вас и знать не знает,
Думать и не думает…
Жил да был, а вот и нету,
Песни пел, да бросил,
Память вечную поэту
Унесли с погоста.
Ой веревке бы не виться,
Не спускаться-б ночи,
Не сбываться-б, — ой не сбыться б
Твоему пророчеству.
Умер, умер наш соловушка,
Зарастут дороженьки,
Ох! Да свесилась головушка
Родного Сереженьки.
Ой вы песни — птичьи стаи,
Ой вы ветры шумные,
Он о вас и знать не знает,
Думать и не думает…

Вас. Федоров. «Свою судьбу провидит каждый»

Свою судьбу провидит каждый,
И неизбежность находит сроки,
Поэт сам написал однажды
Те пояснительные строки:
«И вновь вернуся в отчий дом,
Чужою радостью утешусь,
В зеленый вечер под окном
На рукаве своем повешусь.»
Читали, думали, с улыбкой:

Еще от автора Михаил Прокофьевич Герасимов
Сталин

У каждой книги своя судьба. Но не каждого автора убивают во время работы над текстом по приказанию героя его произведения. Так случилось с Троцким 21 августа 1940 года, и его рукопись «Сталин» осталась незавершенной.Первый том книги состоит из предисловия, незаконченного автором и скомпонованного по его черновикам, и семи глав, отредактированных Троцким для издания книги на английском языке, вышедшей в 1941 году в издательстве Нагрет and Brothers в переводе Ч. Маламута.Второй том книги «Сталин» не был завершен автором и издается по его черновикам, хранящимся в Хогтонской библиотеке Гарвардского университета.Публикация производится с любезного разрешения администрации Гарвардского университета, где в Хогтонской библиотеке хранятся оригинал рукописи, черновики и другие документы архива Троцкого.Под редакцией Ю.Г.


Моя жизнь

Книга Льва Троцкого "Моя жизнь" — незаурядное литературное произведение, подводящее итог деятельности этого поистине выдающегося человека и политика в стране, которую он покинул в 1929 году. В ней представлен жизненный путь автора — от детства до высылки из СССР. "По числу поворотов, неожиданностей, острых конфликтов, подъемов и спусков, — пишет Троцкий в предисловии, — можно сказать, что моя жизнь изобиловала приключениями… Между тем я не имею ничего общего с искателями приключений". Если вспомнить при этом, что сам Бернард Шоу называл Троцкого "королем памфлетистов", то станет ясно, что "опыт автобиографии" Троцкого — это яркое, увлекательное, драматичное повествование не только свидетеля, но и прямого "созидателя" истории XX века.


Л Троцкий о Горьком

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


История русской революции. Том I

Историю русской революции` можно считать центральной работой Троцкого по объему, силе изложения и полноте выражения идей Троцкого о революции. Как рассказ о революции одного из главных действующих лиц этот труд уникален в мировой литературе – так оценивал эту книгу известный западный историк И. Дойчер. Тем не менее она никогда не издавалась ни в СССР, ни в России и только сейчас предлагается российскому читателю. Первый том посвящен политической истории Февральской революции.


Письмо Троцкого жене

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Туда и обратно

В 1907 году, сразу же после побега из ссылки, Лев Троцкий, под псевдонимом «Н. Троцкий» пишет книгу «Туда и обратно», которая вышла в том же году в издательстве «Шиповник». Находясь в побеге, ежеминутно ожидая погони и доверив свою жизнь и свободу сильно пьющему ямщику Никифору Троцкий становится этнографом-путешественником поневоле, – едет по малонаселённым местам в холодное время года, участвует в ловле оленей, ночует у костра, ведёт заметки о быте сибирских народностей. Перед читателем встаёт не только политический Троцкий, – и этим ценна книга, не переиздававшаяся без малого сто лет.


Рекомендуем почитать
Говорит Москва!..

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Последние дни Венедикта Ерофеева

Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.


Меценат

Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.