Отторжение - [64]
Обязанности братья поделили: Морис, человек женатый, занимался текущей работой, не покидал Лондон, а Видаль то и дело ездил в Европу договариваться с поставщиками. Он с детства отличался незаурядной способностью к языкам и замечательно ориентировался: если кому-то заблудившемуся в чужом городе, в чужой стране случалось спрашивать у Видаля дорогу, тут же получал мгновенный и точный ответ.
Началась Первая мировая война. Турция и Британия оказались врагами. Над семьей Коэнка нависла опасность интернирования и высылки. Были и смягчающие обстоятельства: по версии властей, многие жили в Османской империи по стечению обстоятельств и против своей воли. Армяне, греки, палестинцы, сирийцы и христиане рассматривались как “дружески настроенные инородцы”. Евреи тоже относились к этой категории – но только если они приехали из Багдада или Алеппо. А в случае Видаля – не так самоочевидно. Считалось, что у евреев из Салоников связи с османами прочнее и дружественнее, чем у других национальных меньшинств. Они, эти сомнительные евреи из Салоников, якобы всегда проявляли лояльность к туркам, предоставившим им кров после изгнания. Следовательно, евреи из Салоников – скорее всего, враги.
Дед Катрин не был ни турком, ни греком, ни британцем – он не входил ни в одну из наспех принятых категорий. Мало того – ему никак не удавалось подтвердить свою личность. Все, что у него было, – свидетельство о рождении, выданное несуществующей османской администрацией. А греки, разумеется, не хотели считать его греком. Видаль оказался на ничьей земле. Британские канцелярии разводили руками – они просто-напросто не знали, что с ним делать. Малоутешительные примеры перед глазами: многие испанские евреи провели несколько лет в лагерях для интернированных на острове Мэн.
Видаль жил в постоянной и мучительной тревоге, решила Катрин. Но никаких документов она не нашла. Значит, каким-то образом ему удалось избежать штемпеля “потенциальный враг нации”.
Никаких сомнений – ему ничего так не хотелось, как получить британское гражданство, стать таким же, как все.
Дайте только войти, место я найду сам.
Катрин прочитала все документы его дела, пролежавшего в подвале британского государственного архива девяносто лет. Напечатанные формуляры и анкеты, рукописные примечания, бюрократические реверансы чиновников средней руки перед вышестоящими. Она прочитала анкету, заполненную Видалем в 1925 году, – просьба о предоставлении британского гражданства. Безупречный английский, очень красивый, утонченный почерк.
А вот напечатанный на машинке протокол допроса в лондонской полиции от 18 января 1927 года. Идентичность, личная безупречность, причины и поводы решения принять гражданство. Женаты ли вы? Нет, не женат. Семейное предприятие находится по адресу Аллея Фолкнера, 3/4, мы с братом занимаем там два этажа. Помещение выкуплено их матерью, Флорой Коэнкой, в 1924 году. Находились ли под судом? Нет, не находился, если не считать коммерческого разбирательства с поставщиком мундштуков из Парижа. Все разногласия улажены. На этом все. С правосудием, кроме того случая, дела не имел. И еще: его имя не Виталь, а Видаль – когда он впервые прибыл в Британию, записали неверно. Ошибка допущена не им, но он все равно извиняется.
Двое полицейских, подписавших допрос, пришли к заключению, что перед ними заслуживающий уважения соискатель, его намерения чисты. Ни к какой тайной организации не принадлежит. Все приведенные факты проверены и подтверждены. Производит впечатление человека честного, уравновешенного, превосходно владеет английским, как письменным, так и разговорным.
Но это не все. Дальше следует протокол беседы с двумя знакомыми Видаля, врачом и бизнесменом, – что-то вроде поручительства. Оба подтверждают его лояльность и спокойный, доброжелательный характер.
Потребовалось еще три месяца. Именно три месяца понадобилось, чтобы взвесить все за и против и, наконец, удостоить Видаля Коэнку высокого звания гражданина Британского королевства. Последним шагом была присяга: перед лицом суда соискатель поклялся перед Богом, что будет сохранять лояльность и верность Его Величеству королю Георгу Пятому, его наследникам и преемникам. Таково требование закона.
К этому времени он жил и работал в Лондоне пятнадцать лет, обеспечивал и себя, и родителей, и младших. Руководил предприятием.
Интересно, устроили ли в семье праздник по случаю получения Видалем гражданства в этот день, 12 апреля 1927 года? Запеченные баклажаны, фисташки, свежие помидоры с базиликом, сыр, хлеб, вино? Наконец-то! Чувствовал ли он себя счастливым? Казалось ли, что жизнь стала более безопасной?
Вскоре после этого события тяжело заболел отец Видаля, Соломон. Члены семьи, сменяя друг друга, сидели у постели умирающего. Видаль отменил все деловые поездки. И где ему было забыться, отвлечься от горя предстоящей разлуки с любимым отцом? Может, только поэтому и состоялась встреча с бабушкой Ритой?
Скорее всего, так и было. Он зачем-то пошел на танцы, хотя терпеть не мог танцевать.
Она была ничем не похожа на женщин в его окружении. Кожа, как у белого персика, светлая и тугая… ярко-синие глаза напомнили ему небо в просветах апельсинового дерева. Он никогда не видел ее раньше, а теперь, подумать только, – тосковал уже после нескольких часов разлуки. Греческий персик, белый
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.
Эта повесть о дружбе и счастье, о юношеских мечтах и грезах, о верности и готовности прийти на помощь, если товарищ в беде. Автор ее — писатель Я. А. Ершов — уже знаком юным читателям по ранее вышедшим в издательстве «Московский рабочий» повестям «Ее называли Ласточкой» и «Найден на поле боя». Новая повесть посвящена московским подросткам, их становлению, выбору верных путей в жизни. Действие ее происходит в наши дни. Герои повести — учащиеся восьмых-девятых классов, учителя, рабочие московских предприятий.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Макар Мазай прошел удивительный путь — от полуграмотного батрачонка до знаменитого на весь мир сталевара, героя, которым гордилась страна. Осенью 1941 года гитлеровцы оккупировали Мариуполь. Захватив сталевара в плен, фашисты обещали ему все: славу, власть, деньги. Он предпочел смерть измене Родине. О жизни и гибели коммуниста Мазая рассказывает эта повесть.