Отторжение - [62]

Шрифт
Интервал


С этого дня, более того, с этой минуты в нашей стране нет более ни болгар, ни греков, ни сербов, ни румын, ни евреев, ни мусульман. Под нашим голубым небом равны все. Мы все как один – гордые османы!


Ликовал ли ее дед тоже? Этого она не знает и никогда не узнает. Ему было восемнадцать лет – вот и все, что ей известно. И это как раз в тот день время, вопреки всем законам природы, повернулось от настоящего к прошедшему.

Ни стосковавшаяся по свободам толпа на площади, ни новые властители (и старые тоже, они внимательно наблюдали за происходящим из своего дворца в Стамбуле) – никто из них не понимал: то, что они приняли за эликсир жизни, очень скоро обернется смертельным ядом. Никто – ни вожди младотурков, ни ликующие испанские евреи, ни восторженные мусульмане, ни христиане. Среди них, между прочим, тоже попадались идеалисты.

Камуфляж оказался настолько безупречен, что даже его авторы не понимали, что это камуфляж.

Первые четыре года пенились всеобщей эйфорией. Образовывались профсоюзы, одна за другой появлялись новые газеты, женщинам дали право на образование, религию попросили вернуться в храмы, мечети и синагоги. Перспектива новых знаний и новых успехов вырисовывалась все яснее. Но на горизонте сгущались свинцовые – в буквальном смысле – тучи: собиралась гроза войны. Младотурки усиливали армию. Христиане и евреи тоже подлежали призыву.

Надо было уезжать. Мир сужался, темнел и упрощался. Лидеры не уставали повторять тезисы Французской революции, мечтали о возрождении Османской, теперь уже Турецкой, империи – еще более могущественной и прекрасной, чем раньше. Их сторонники бродили ночами по городу, возбужденные ракией и верой в будущее – в переменных пропорциях. Одной такой группе попался на глаза старый еврей с коромыслом – весь день бродил по городу, продавал кунжутное масло. Парни, которых с учетом их возраста можно было с полным правом назвать младотурками, расхохотались. Дрожащий от старости и усталости старик напомнил им о старых порядках, о правящем из Стамбула самодуре султане – обо всем, что подлежало уничтожению, обо всем, что следовало забыть как дурной сон. Конец всему этому мракобесию, конец авторитаризму, конец шпионажу за собственным народом, конец цензуре и доносительству! Империя умерла, да здравствует империя! Кто-то толкнул старика, тот упал, масло медленным глянцевым ручьем полилось по тротуару. И они начали бить его ногами, лежачего, кто-то выхватил нож – в те времена молодые люди не выходили на улицу без ножа за поясом. Они ушли, оставив старика лежать на мостовой с проломленным черепом. Видаль нашел его мертвым у дверей их дома.

И вскоре после этого Черногория объявила войну Османской империи. К Черногории присоединились Болгария, Сербия и Греция. Оставаться было бы неразумно. Волна народного гнева, как известно, первым делом смывает инородцев.


Катрин представила, как Видаль стоит на таможне в гавани Салоников. Вот же он: молодой человек двадцати двух лет от роду, просто, но чисто одетый. Наверняка нервничает – никогда не совершал таких далеких путешествий. Пришел проводить отец, положил руку на плечо. Конечно же, Видалю вовсе не хочется быть насильно забритым в армию и воевать неизвестно за что. Рядом с ним не меньше сотни юношей-сефардов – тогда очень многие решились на эмиграцию.

Видаль Коэнка поднимается по трапу на борт корабля. Ему предстоит пересечь Средиземное море, Гибралтар и сойти на берег в Портсмуте. Белый город с красными крышами на склонах горы Хортиатис медленно растворяется в морской дымке.

Такое бывает нередко: казавшиеся несокрушимыми империи внезапно распадаются на куски, и обычному человеку не так-то просто увернуться, чтобы не быть раздавленным этими глыбами.


Всего через неделю после отплытия Видаля в Англию греческие войска ворвались в Салоники. На той же площади Свободы торжественно объявили: отныне город принадлежит Греции. В связи с этим ему возвращено древнее название: Фессалоники.

Так Османская империя лишилась еще одной части себя самой.


В Лондоне его ждал старший брат Моисей, он уже год жил в Англии. Не забывай, мое имя теперь Морис – написал он в письме. Может, и Видалю стоит сменить имя? И как не запутаться? Брат приехал год назад, будучи гражданином Турции. Видаль и все остальные члены семьи Коэнка уехали из турецкого города Салоники – теперь это греческий город Фессалоники. Произошло землетрясение, Османская империя рухнула, а Видаль угодил в одну из образовавшихся трещин. Он оказался без гражданства. В иммиграционном удостоверении, полученном в лондонской полиции, стоит вот что: Spanish Jew from the Ottoman Empire. Испанский еврей из Оттоманской империи.

Поселился в бедной квартирке на Кэмден-Гарденс вместе с Морисом, потом туда же прибыли и остальные члены семьи. Морис нашел испано-португальскую общину и синагогу Бевис Маркс – хорошо знакомый остров в мутном и бурном море Лондона.

Семейные связи стали еще крепче. Казалось, это невозможно – куда уж крепче? Морис и Видаль выбивались из сил, искали работу – наверное, только эмигрантам знакомо, каково это: волны надежды выносят тебя к свету, вот оно, наконец! – и тут же проваливаешься в омут отчаяния и безнадежности. В конце концов Морис устроился на сигаретную фабрику, а Видаль нашел применение знанию языков и получил работу переводчика в страховой компании.


Еще от автора Элисабет Осбринк
1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Рекомендуем почитать
Хозяин пепелища

Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.


Коробочка с синдуром

Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.


Это было в Южном Бантене

Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.


Женщина - половинка мужчины

Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.


Настоящие сказки братьев Гримм. Полное собрание

Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.


Хрупкие плечи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.