Отторжение - [44]
Она вышла на балкон, посмотрела на прямоугольник пронзительно-синего неба, ограниченный крышами окружающих домов. На перилах соседнего балкона голубь, картинно растопырив перья, воркует что-то перепрыгивающей с места на место, но не удаляющейся голубке. Над головой свистят стрижи, а снизу доносится неумолчный басовый контрапункт уличного движения; трезвучие Фессалоников. Стрижи – голуби – уличный гомон.
У каждого города своя партитура.
Катрин пытается представить, как выглядели и как звучали Салоники больше ста лет назад, в детстве Видаля Коэнки. Северная, продуваемая горными ветрами часть города принадлежала туркам, греки-христиане селились вокруг ипподрома, а в тесно выстроенных белых домиках у моря, в переулках таких пыльных, что каждый солнечный луч оставляет отдельный светящийся след, селились евреи. Испанские евреи.
Видаль.
Она сидит на балконе с чашкой кофе и поглядывает на кота в соседнем дворе. Потянулся, прогнул спину, чихнул и начал кататься по земле. Скоро идти в город. В пол-одиннадцатого надо быть в архиве еврейской общины. Потребовалось подтверждение ее личности независимым свидетелем, несколько раз повторили: больше чем три человека одновременно в архиве находиться не могут. Ничего, она хорошо подготовилась, вопросы структурированы в приоритетном порядке, блокнот, ручка – все наготове. Впрочем, кого именно она должна искать, представляется довольно смутно. Кого-то, кто имеет отношение к ней, к Видалю… но какое отношение? Корни, начало, история семьи… что-то в этом роде.
Слово “архив” происходит от греческого arkhe, происхождение, начало. Отсюда же слово “архаический”. Катрин нравится докапываться до внутренней сути слов. Архаический… самый первый период в истории человечества, когда его и человечеством нельзя было назвать. Скорее колыбель. Колыбель человечества. Гортань, язык и голосовые связки грудного ребенка еще недостаточно развиты, дети не могут переводить ощущения в слова. И что? В глубинах памяти сохраняется все: каждая минута голода, молчания, каждая песенка, каждый взгляд – устремленный на тебя или отведенный. Здесь формируется первая память, первопамять… архаический опыт. Когда появляется язык, все меняется. Словесная память накрывает бессловесную, чувственную, та тонет и лежит, как ил на дне. Слой памяти под памятью, память, о которой мы не имеем ни малейшего представления.
Катрин берет блокнот и записывает два слова: arkhe и psyche.
В ее номере пачка книг. Часть взяла с собой, кое-что купила здесь. Старые времена в древнем городе с древним названием – фрагментарное, с заметными невооруженным глазом пробелами повествование. Разрозненные факты, среди которых наверняка больше половины из каких-то неизвестных ей мифов. Но она упрямо их сортирует, сопоставляет, меняет место и время, пробует новые сочетания. И крепнет ощущение: то, что она ищет, лежит где-то между, в расщелинах чьих-то недостоверных припоминаний.
У города, устроившегося между горами и морем, города, который раньше назывался Салоники, три сердца.
В Ano poli, Верхнем городе, довольно широкие, прохладные улицы. Там жили османские господа. Вместительные, утопающие в зелени дома с кустами роз и журчащими родниками в садах. Женщины почти не выходили из дома, а если и выходили, только в парандже. Мужчины носили фески. Множество мечетей, почти столько же, сколько и синагог, но гораздо вместительнее. Богато украшенные цветной мозаикой, с позолоченными полумесяцами на куполах. Изнутри слышится легкое постукивание перебираемых четок. Всего девяносто девять камней, allahu akhbar, один камушек для каждого имени Бога.
Христиане жили в восточной части города, вокруг древнего ипподрома. Несколько более чем тысячелетних византийских церквей. Давно не обновляемые фасады, всего по нескольку окон, узкие врата. Снаружи не видно, как множество горящих свечей разгоняют царящий под куполами мрак, как пламя каждой свечи отражается колеблющимися бликами в каждом из тысяч фрагментов мозаики, изображающей Деву Марию в золотом нимбе, с Младенцем на руках. Воздух тяжел и густ от молитв и курений.
И третье сердце Салоников – между Виа Игнация и причалом. Тесно населенный квартал, где жили евреи, los djudios. В одном из этих домов провел детство Видаль Коэнка. Здесь почти не ощущались классовые различия, состоятельные горожане жили стена к стене с ремесленниками, носильщиками, рыбаками и уличными торговцами. По мере того как росло еврейское население, дома надстраивали. Пристроенные верхние этажи шире нижних, и в узких переулках почти никогда не появлялось солнце.
Конструкция домов такая же, как в Толедо, – с внутренним двориком, cortijo. Если не знать, что ты в Фессалониках, – вылитая Испания. Балконы и веранды все выходят во двор, а на улицу обращены всего несколько узких, всегда закрытых деревянными решетчатыми ставнями окон.
Как здесь было тогда? В доме, как правило, жили по нескольку семей, почти всегда многодетных. С улицы las casas djudios[36] выглядели довольно непритязательно, но во дворах рос инжир и гранат, веранды были увиты виноградной лозой, пахло жасмином и розами. Почти все темные, запутанные переулки выходили на небольшую площадь,
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
Книгу «Дорога сворачивает к нам» написал известный литовский писатель Миколас Слуцкис. Читателям знакомы многие книги этого автора. Для детей на русском языке были изданы его сборники рассказов: «Адомелис-часовой», «Аисты», «Великая борозда», «Маленький почтальон», «Как разбилось солнце». Большой отклик среди юных читателей получила повесть «Добрый дом», которая издавалась на русском языке три раза. Героиня новой повести М. Слуцкиса «Дорога сворачивает к нам» Мари́те живет в глухой деревушке, затерявшейся среди лесов и болот, вдали от большой дороги.
В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна». «По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих». «Прекрасные и проклятые».
Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.
В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?