Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира - [32]
*
Намек N 2. Кассио просит Простофилю передать Эмилии, служанке Дездемоны, его просьбу поговорить с ней. "Ты это сделаешь?" - спрашивает Кассио? На что Простофиля отвечает: "Она уже встала. И если она направится сюда, я сделаю вид, что сообщаю ей".
Этот ответ Простофили переводчик Морозов сопроводил следующим рассуждением: "Комментатор Делиус полагает, что клоун говорит здесь нарочито витиеватую фразу, а комические слуги Шекспира любят щеголять витиеватыми фразами, подражая, по-видимому, своим господам".
То есть никакого света на эту фразу ни комментатор Морозов, ни упоминаемый им комментатор Делиус так и не пролили.
А между тем совершенно ясно, что Простофиля даже и не собирался звать Эмилию - он даже и не собирался выполнять просьбу Кассио! И он сам говорит об этом предельно ясно: дескать, если она сама пойдет сюда, то я сделаю вид, что передал ей вашу просьбу, которую на самом же деле я ей ничего от вас передавать не буду.
Почему же Простофиля так себя ведет - так неприязненно себя ведет по отношению к Кассио? Только ли потому, что как слуга Отелло он прекрасно чувствует изменившееся отношение хозяина? И поэтому тоже.
Но есть и еще одна причина - недаром именно Простофиля чуть ли не открытым текстом называет Кассио лжецом. Иногда слугам кое-что намного видней, чем хозяевам. Кассио лжец - и Простофиля не ждет от него ничего хорошего для своего хозяина. Потому и не собирается выполнять просьбы этого отставного лейтенанта - ведь что плохо для Кассио, то автоматически хорошо для Отелло. И никакую Эмилию этот слуга так бы и не позвал, и кто знает, чем бы в таком случае закончилась пьеса, но тут слова вмешался Яго...
*
Именно Яго устраивает Кассио встречу с Эмилией, за что удостаивается от Кассио вот такой фразы: "Я не знавал более доброго и честного флорентинца".
Переводчик Морозов комментирует эту фразу так: "Неясная фраза. Мы уже указывали, что, по мнению некоторых комментаторов, Яго, судя по имени, испанец. Значит ли эта фраза, что Яго флорентинец, как и Кассио? Противоречия подобного рода часто встречаются у Шекспира. Но вполне возможно, что фраза Кассио имеет следующее значение: "Во Флоренции (у себя на родине) я не встречал такого честного и доброго человека".
Ну вот, пожалуйста.
Сам же говорит, что эту фразу можно перевести иначе, что в ней также заложено и другое значение, и сам же ни с того с сего упрекает Шекспира в абсолютно несуществующем противоречии!
Ну при чем здесь Яго-флорентинец? Зачем Шекспиру второй флорентинец? Что это добавило бы к пониманию коллизии? Ничего. Тогда как испанец и флорентинец в паре представляют собой именно один целостный намек на двух врагов Отелло!
*
Далее следует встреча Кассио с Дездемоной. И между ними происходит весьма интересный диалог. Она уверяет Кассио, что Отелло и сам "так огорчен этим, как будто он сам был на месте Кассио". Она верит, что Кассио друг - "Вы любите моего господина, вы давно его знаете". Она уверена, что Отелло отдалился от Кассио "лишь настолько, насколько этого потребуют политические соображения". И она обещает уговорить мужа вернуть Кассио должность и дружбу - "я сделаю так, что вы и мой господин станете такими же друзьями, какими были прежде".
Однако вопрос. Какие у Дездемоны есть основания называть Кассио другом Отелло и уверять, что Кассио любит мавра? Фраза "вы давно его знаете" не может являться здесь аргументом. Мало ли кто и кого давно знает. И мало ли по какому случаю они были знакомы.
Так на каком же основании?
Только лишь потому, что Кассио помогал им с тайным венчанием (как она скажет об этом чуть позже)? А что если он помогал им исключительно ради себя - преследуя свою собственную, и при этом весьма корыстную и даже подлую цель, о которой до поры никто не знает, кроме Шекспира, и которую обязаны видеть режиссеры, критики и литературоведы?
А если бы Дездемона еще знала, как долго колебался Отелло - назначать или не назначать Кассио своим заместителем... А если бы она еще знала, по какой неприятной причине Отелло так долго колебался... то вряд ли бы она с такой уверенностью называла Кассио другом и вряд ли бы стала просить за него.
Но увы - Дездемона не знает слишком многого.
Ее уверенность в том, что Кассио друг и любит Отелло абсолютно ни на чем не основана. Это обычное голословное утверждение юной, но крайне самоуверенной девушки. И очень жаль, что вслед за Дездемоной это ложное уверение стали повторять все кому не лень, и Анатолий Эфрос в том числе, без всяких на то оснований сказавший о Кассио: "Конечно, он любит Отелло". Страшно представить ту огромную армию последователей, которых научили бездумно верить чужим словам, поверхностным "авторитетным мнениям" и оставаться слепыми всю свою творческую жизнь.
В итоге Дездемона просит-таки за Кассио, и Отелло нехотя - очень и очень нехотя! под огромным давлением жены - соглашается принять его и подумать о восстановлении его в должности.
А теперь вернемся к Простофиле.
*
Намек N3. Дездемоне не терпится сообщить Кассио радостное известие, и она ищет гонца. И вот ее диалог с Простофилей:
Дездемона. Не знаешь ли, малый, где живет лейтенант Кассио?
Обращение к дуракам. Предупреждаю сразу: или немедленно закройте мое эссе, или потом не упрекайте меня в том, что я в очередной раз грубо избавила вас от каких-то там высоконравственных розовых очков, которые так успешно, как вам казалось, скрывали ваше плоскоглазие и круглоумие.
Рецензия – первый и единственный отклик Белинского на творчество Г.-Х. Андерсена. Роман «Импровизатор» (1835) был первым произведением Андерсена, переведенным на русский язык. Перевод был осуществлен по инициативе Я. К. Грота его сестрой Р. К. Грот и первоначально публиковался в журнале «Современник» за 1844 г. Как видно из рецензии, Андерсен-сказочник Белинскому еще не был известен; расцвет этого жанра в творчестве писателя падает на конец 1830 – начало 1840-х гг. Что касается романа «Импровизатор», то он не выходил за рамки традиционно-романтического произведения с довольно бесцветным героем в центре, с характерными натяжками в ведении сюжета.
«Кальян» есть вторая книжка стихотворений г. Полежаева, много уступающая в достоинстве первой. Но и в «Кальяне» еще блестят местами искорки прекрасного таланта г. Полежаева, не говоря уже о том, что он еще не разучился владеть стихом…».
«…Итак, желаем нашему поэту не успеха, потому что в успехе мы не сомневаемся, а терпения, потому что классический род очень тяжелый и скучный. Смотря по роду и духу своих стихотворений, г. Эврипидин будет подписываться под ними разными именами, но с удержанием имени «Эврипидина», потому что, несмотря на всё разнообразие его таланта, главный его элемент есть драматический; а собственное его имя останется до времени тайною для нашей публики…».
Рецензия входит в ряд полемических выступлений Белинского в борьбе вокруг литературного наследия Лермонтова. Основным объектом критики являются здесь отзывы о Лермонтове О. И. Сенковского, который в «Библиотеке для чтения» неоднократно пытался принизить значение творчества Лермонтова и дискредитировать суждения о нем «Отечественных записок». Продолжением этой борьбы в статье «Русская литература в 1844 году» явилось высмеивание нового отзыва Сенковского, рецензии его на ч. IV «Стихотворений М. Лермонтова».
«О «Сельском чтении» нечего больше сказать, как только, что его первая книжка выходит уже четвертым изданием и что до сих пор напечатано семнадцать тысяч. Это теперь классическая книга для чтения простолюдинам. Странно только, что по примеру ее вышло много книг в этом роде, и не было ни одной, которая бы не была положительно дурна и нелепа…».
«Имя Борнса досел? было неизв?стно въ нашей Литтератур?. Г. Козловъ первый знакомитъ Русскую публику съ симъ зам?чательнымъ поэтомъ. Прежде нежели скажемъ свое мн?ніе о семъ новомъ перевод? нашего П?вца, постараемся познакомить читателей нашихъ съ сельскимъ Поэтомъ Шотландіи, однимъ изъ т?хъ феноменовъ, которыхъ явленіе можно уподобишь молніи на вершинахъ пустынныхъ горъ…».