Оскомина - [32]

— Как прикажешь понимать твою фразу: «Хочешь сам — валяй»? — возмущается Артур. — Тема-то и так моя. Вот я вправе сказать «хочешь сам — валяй». Но не ты.

— И что ты из этой темы сделаешь? Разберешь ее в статье для «Вопросов юриспруденции» Йельского университета?

— Артуру и не надо ничего из нее делать, — вмешиваюсь я. — Он просто пополнит ею свой застольный репертуар.

— Спасибо, Рейчел, — говорит Артур и переводит глаза на Марка: — Смотри, не вздумай с ней разбежаться, понял? Дай мне слово.

— Господи помилуй! — возмущается Марк. — Можно подумать, это твоя девушка.

— Да, мы оба гуляем с вами обоими, — говорит Артур.

— Помнится, вольным холостяком я вам тоже был по нраву, — замечает Марк.

— Верно, а все-таки парочкой вы куда милее, — говорит Артур и шутливо дает ему тумака. — С холостяком ведь никогда не знаешь, чем дело кончится. Я, честно говоря, хотел бы, чтобы вы поженились.

— Господи, Артур, я тебя умоляю!.. — восклицает Джули.

— Что поделать, нравится мне женатая жизнь, — объясняет Артур. — Вот и хочу, чтобы все, кто мне по сердцу, тоже поженились. Такой уж я человек. Добрый. Щедрый. Обаятельный. Душа нараспашку.

— Ага, сам попал в силки и теперь всех норовишь туда заманить, — говорит Марк.

— Так мне эти силки очень нравятся, — отзывается Артур. — Не жизнь, а малина: что у нас сегодня на ужин? какой фильм посмотрим и где мои носки?

— И где они, твои носки? — подхватывает Марк. — А мои где? Где все мои пропавшие носки?

— На небесах, — говорит Артур. — Ты умираешь, отлетаешь в райские кущи, там тебе приносят объемистый ящик, а в нем твои потерянные носки, там же твои шарфы и перчатки, и отныне ты веки вечные будешь сидеть и разбирать свое добро.

— По-моему, из этого выйдет неплохая колонка, — бормочет Марк.

— Черт бы тебя побрал, Фелдман, — бурчит Артур.

Мы с Марком поженились. Вы бы видели Артура на нашей свадьбе. Он стоял, лихо вскинув голову, и непрестанно подмигивал судье: добился-таки своего. Уломал Марка. Демонстрируя лучшему другу радости семейной жизни, убедил его расстаться с холостяцким бытьем. В конце церемонии Артур выхватил из кармана бокал и поставил на пол; Марк, как положено, растоптал его, и осколки засыпали восточный ковер судьи; Артур оглушительно гикнул и пустился выплясывать «казачок». Спустя три месяца я шла по Коннектикут-авеню и на Дюпон-серкл свернула в парк; на скамейке Артур и неопознанная особа женского пола сжимали друг друга в страстных объятиях.

— Сегодня днем видела Артура, — сообщаю я, вернувшись домой. — Целовался с… — я неопределенно машу рукой и качаю головой.

— С женщиной, — заключает Марк.

— И давно ты про это знаешь? — интересуюсь я.

— Ничего я не знаю, — отвечает Марк. — Просто закончил за тебя фразу. Артур же целует либо женщину, либо бейгл. Я просто высказал предположение. И кто же она? — спрашивает он, глядя на меня.

— Понятия не имею.

— Какая из себя?

— Худенькая. Миловидная. Большие сиськи. Твой любимый страшный сон.

Мы переглядываемся.

— Нам надо что-то предпринять? — спрашиваю я.

— Он мой друг, — говорит Марк. — И мы не суем нос не в свое дело.

— Очень даже суем, — возражаю я, — причем постоянно. Как и положено настоящим друзьям.

— Это ты к чему?

— Сама не знаю, — говорю я.

— Может, это просто увлечение, — говорит Марк. — Ему вот-вот стукнет сорок, он, небось, чувствует, что время уходит, а в его жизни ничего не меняется…

— Угу, чисто возрастное, — бурчу я.

— Ага, — соглашается Марк.

— Чтоб его… — в сердцах бросаю я.

— Слушай, насчет той книжки: мне она тоже не понравилась, — признается Марк.

— Знаю, — говорю я. — У меня такое чувство, что меня предали. Про Джули и говорить нечего, но он же и нас обманул, понимаешь, о чем я?

— Понимаю, — отвечает Марк.

— Ты у нас, известное дело, ума палата, всегда понимаешь, о чем я говорю, даже если я сама ни черта не понимаю, — не выдерживаю я.

— Вообще-то я тоже не понимаю, — признается Марк. — А говорю «понимаю» только по привычке.

— Может, у них ничего серьезного, — предполагаю я.

— Может, просто разок переспали, — подхватывает Марк.

— Ага, — соглашаюсь я.

— Ага, а я — прима-балерина, — бросает Марк.

Спустя два дня вечером — звонок в дверь; открываем: Артур. И с порога объявляет, что влюбился.

— В стюардессу? — спрашивает Марк.

— В бортпроводницу, — уточняет Артур.

— Видать, это у тебя всерьез, — замечает Марк.

— Еще как, — подтверждает Артур.

— Это кризис среднего возраста или?.. — интересуется Марк.

— Не надо подходить к моей жизни с мерками дешевой философии, пусть даже она сильно упрощает тебе задачу, — говорит Артур. — Двадцать лет ты на моих глазах с кем только не путался, водил за нос то одну, то другую. Я тебя хоть раз осудил? Поджимал губы? Укорял? Хоть раз было такое?

— Укорял? — переспросил Марк. — Чего не было, того не было, но только потому, что у тебя слюнки от зависти текли. Слушай. Ты женат. Уже восемь лет как женат. У вас растет ребенок. Такими вещами ради перепиха не бросаются.

— Ага, сейчас, похоже, ты мне станешь рассказывать, что через восемь лет у вас с Рейчел в постели все будет как раньше, — говорит Артур.

— Нет, но все равно будет хорошо.

— Просто уже не так часто, как раньше. Не пару раз в неделю, а пару раз в год.