Осколки - [17]

ХЬЮМАН: У вас с Филиппом были интимные отношения, с тех пор как это произошло.

СИЛЬВИЯ: (обескуражено). Отношения?

ХЬЮМАН: Он сказал, что недавно были.

СИЛЬВИЯ: Недавно были интимные отношения?

ХЬЮМАН: Да. Но что… в общем он сказал, что на следующее утро вы все забыли. Это правда?

Сильвия не двигается. Ее взгляд, полный смятения и неуверенности, устремлен мимо Хьюмана.

СИЛЬВИЯ: (с опасением, что он настроен против нее). Почему вы меня об этом спрашиваете?

ХЬЮМАН: Я не знал, что мне и думать. И до сих пор не знаю.

СИЛЬВИЯ: (в глубоком смущении). То есть, вы верите ему?

ХЬЮМАН: Я не знаю, во что я должен верить.

СИЛЬВИЯ: Забыть такое — да вы должны считать меня ненормальной.

ХЬЮМАН: О боже, да я не это имел в виду…

СИЛЬВИЯ: Мы уже двадцать лет не спим друг с другом.

Шок лишает его дара речи. Теперь он совсем не понимает, кому верить.

ХЬЮМАН: Двадцать лет?..

СИЛЬВИЯ: Вскоре после того, как родился Жером.

ХЬЮМАН: В общем… я не знаю, что и сказать…

СИЛЬВИЯ: Вы никогда не слышали о таком?

ХЬЮМАН: Слышал, но не у таких молодых людей.

СИЛЬВИЯ: Вас это удивляет.

ХЬЮМАН: А из-за чего? Другая женщина?

СИЛЬВИЯ: О, нет.

ХЬЮМАН: Так что же произошло?

СИЛЬВИЯ: Не знаю. Я так этого и не поняла. Просто он больше не мог.

Сильвия пытается определить его реакцию. Хьюман больше не смотрит ей в глаза.

Вы же мне верите? Да?

ХЬЮМАН: Конечно. Но зачем ему было выдумывать всю эту историю?

СИЛЬВИЯ: (беспомощно). Не имею ни малейшего понятия… Может, он пытается… (Обрывает.)

ХЬЮМАН: Что?

СИЛЬВИЯ: … Убедить вас, что я не в себе.

ХЬЮМАН: Нет, вы не должны так думать. Может… Знаете, он говорил о моем так называемом реноме у женщин, и может, просто попытался, так сказать, не ударить в грязь лицом. А как это началось? Была ли причина?

СИЛЬВИЯ: Наверное, это была моя ошибка. Где-то около — я уже не знаю — примерно около месяца он не дотрагивался до меня, а я была еще так молода… мужчина для меня было существо настолько более сильное, что я и представить себе не могла, что… могу его настолько ранить.

ХЬЮМАН: Чем?

СИЛЬВИЯ: Ну… (Легкая улыбка.) Я была тогда так глупа, что до сих пор стыжусь. Я сказала об этом своему отцу — он любил Филиппа — тот отвел его в сторону и посоветовал обратиться к врачу. Мне нельзя было об этом говорить, это была колоссальная ошибка. Какое-то время я думала, что нам нужно развестись. Прошло несколько месяцев, прежде чем он смог говорить мне доброе утро, настолько это его разозлило. В конце концов я вынудила его пойти со мной к рабби Штайнеру, но там он просто просидел, как… (Она вздыхает, качая головой). Не знаю, наверное, в подобных случаях человек шаг за шагом сдает позиции, а потом все вместе обрушивается на него, как земля в могилу. И все же я не в состоянии себе помочь — я до сих пор сожалею, потому что знаю, как сильно это его мучит. Это как змея, которая кусает его в сердце. Не то что он меня не любит, нет, я знаю. Или вы думаете иначе?

ХЬЮМАН: Он утверждает, что вы — его жизнь.

Она уставилась на него, потом ошеломленно качает головой.

СИЛЬВИЯ: (с горькой иронией). Его жизнь! Бедный Филипп.

ХЬЮМАН: Я поговорил в больнице с одним приятелем — психиатром. Мне хотелось бы просить у вас разрешения как-нибудь привести его сюда. Я позвоню вам завтра утром.

СИЛЬВИЯ: Почему вы уходите? Я сейчас вся на нервах Вы не могли бы еще немного поговорить со мной? У меня есть пирог, я приготовлю кофе.

ХЬЮМАН: Я бы с удовольствием остался, но Маргарет сердится на меня.

СИЛЬВИЯ: Тогда позвоните ей и скажите, чтобы она тоже приходила.

ХЬЮМАН: Нет-нет…

СИЛЬВИЯ: (неожиданно испуганно, с легким налетом женского разочарования). Господи! Ну почему же нет?

ХЬЮМАН: Она думает, между нами что-то есть.

СИЛЬВИЯ: (с неожиданной радостью, но и озабоченно). Ой!

ХЬЮМАН: Завтра я позвоню…

СИЛЬВИЯ: А вы не можете остаться, пока он не придет?

Поскольку она так испугана, он опять садится на постель. Она берет его руку.

ХЬЮМАН: Вы же не думаете, что он что-то сделает.

СИЛЬВИЯ: Я еще никогда не видела его в такой ярости. Я думаю, у него неприятности с мистером Кейзом. Знаете, Филипп может и ударить. (Качает головой). О Боже! Как все запуталось!

Пауза. Сильвия сидит, качая головой, затем берет газету.

Не понимаю! Они тут пишут, немцы начали хватать евреев прямо на улице и сажать в…

ХЬЮМАН: (нетерпеливо). Ну, Сильвия, я же говорил вам…

СИЛЬВИЯ: А вы говорили: это такие приятные люди. Как же они могли так измениться?

ХЬЮМАН: Это пройдет, Сильвия. Немецкая музыка и литература — самые прекрасные на свете. Невозможно представить, чтобы эти люди превратились вдруг в боевиков. Вы должны больше верить. Я имею в виду верить вообще — в жизнь, в людей.

Небольшая пауза. Сильвия в упор смотрит на него, при этом как бы меняясь.

Что вы хотите мне сказать, о чем сейчас думаете?

СИЛЬВИЯ: (борясь с собой). Я… я…

ХЬЮМАН: Не бойтесь, скажите.

СИЛЬВИЯ: (испуганно). Вы!

ХЬЮМАН: Я? Что я?

СИЛЬВИЯ: И как вы только могли подумать, что я забыла, что спала с ним?

ХЬЮМАН: (ее неослабевающий напор обессилил его). Ну, перестаньте! Я просто попытался представить, что произошло.

СИЛЬВИЯ: Да? И что же произошло?

ХЬЮМАН: (овладев собой, энергично). Что вы хотите мне сказать?