Опровержение - [15]

6

Выскочила на улицу, еле дух перевожу, и тут я в первый раз за все это время вспомнила: меня же там, в общежитии, Алька с Робином дожидаются, волнуются в полной неизвестности! И бегом к автобусной остановке, а где она в этом незнакомом мне микрорайоне?.. Ищи-свищи.

Но тут как раз из-за поворота вылетает такси, и я сразу, без участия головного мозга, выскакиваю на мостовую, чуть под колеса не угодила, семафорю, такси затормозило, остановилось. Только гляжу: там на заднем сиденье двое уже сидят, он и она. Но шеф перегнулся, открыл переднюю дверцу:

— Вам куда?

— На текстильный, — говорю, — комбинат, но вы-то все равно заняты…

— А им по дороге, небольшой крюк сделаем, если не торопишься, — перешел он на «ты», разглядел, видать, с кем имеет дело. И обернулся к тем двоим, на заднем сиденье: — Не возражаете?

А те сидят оба хмурые какие-то, нахохленные, злые. Мужчина или, точнее, парень лет двадцати, не больше, только плечами пожал: мол, давайте. Но я на них — ноль внимания, даже не обернулась. Уселась мигом на переднее сиденье, дверку захлопнула, поехали.

А шеф их через плечо спрашивает:

— Куда точно-то на улице Маяковского?

Парень хриплый оказался, будто сильно простуженный — в этакую-то жарищу!

— Народный суд, — выдавил из себя, — знаете, Красноармейского района?

— Таксисты все знают, — бодренько отвечает шеф.

А меня, как я в машину села, укачивать стало — это у меня с детства осталось, — вздремну, думаю, пока крюк будем делать, даже глаза закрыла.

— Кого судят-то? — сквозь туман слышу вопрос таксиста.

Молчат, только сопят уныло.

— Свидетелями, что ли, вызвали?

Она небрежненько так ответила:

— А мы разводимся, только и всего.

Шофер дотошный попался, любознательный:

— Давно поженились?

Они молчат, не идут на сближение.

— Характерами не сошлись, так?..

Тут она надменно так и гордо ответила, будто он ей приятное сказал:

— Это уж точно.

А он, муж-то разводящийся, вдруг как вскипит:

— Не ваше дело! Можно без вопросов?

Шеф только пожал плечами, сплюнул в боковое окошко:

— Мне-то что? Женись, разводись, хоть в речку вниз головой, вольному воля!

И умолкли все, едем все напряженные, недоброжелательные.

И тут я глаза приоткрыла и увидела их в зеркальце, разводящихся, на заднем сиденье, и мелькнуло у меня в голове, будто я их откуда-то знаю, где-то видала, но где именно — никак не вспомню.

И опять глаза закрыла — мне-то что до посторонних дел, подумаешь, невидаль!

А думать про себя, строго говоря, все же думаю: как же это, думаю, получается вообще? Где же это у них вышла осечка — когда надумали жениться или сейчас, когда разводятся бесповоротно?.. И теперь для них как сон, который ночью приснился, а утром его уже невозможно вспомнить — и любовь, и свадьба, и Дворец бракосочетаний, и такси с обручальными кольцами на дверцах и белой лентой на антенне, и шампанское, и «горько», и все, все, все…

А сама уже — ну, день такой несуразный выдался, прямо киносеанс удлиненный!.. — а сама уже как бы опять сон очередной смотрю.

И вижу я, будто это не она, разводящаяся, а я — невеста в белом платье капроновом на розовом шелковом чехле и в фате развевающейся, будто это я сижу в свадебном такси, и такси полно цветов, и веселый их запах вслед за машиной тоже легкой фатой тянется, а рядом со мной сидит муж мой или пока, строго говоря, жених с невообразимым букетом розовых гвоздик в руке, и гвоздики прячут от меня его лицо, я только вижу его руку, как она нежно держит мою, а на пальцах у нас, на безымянных, обручальные кольца на солнце посверкивают, а он мою руку легонько сжимает и тянется ко мне поцеловаться, и гвоздики от лица убрал, совсем уже наклонился ко мне, и я его наконец-то увидела и узнала… Ну, конечно же, Гошка это опять, кому же еще быть, кто еще такой есть на свете нахальный, кроме него, чтоб всякий раз в моих личных снах без спроса участвовать!..

Но тут я вернулась в окружающую действительность, потому что вдруг вспомнила, кто они, разводящиеся-то, и откуда я их знаю: с нашего они комбината, вот откуда. Только с шелкомотальной фабрики, она вроде филиала у нас числится и в другом месте находится, у них там своя комсомольская организация отдельная, и поэтому я с ними только на общекомбинатских вечерах или других мероприятиях массовых могла встречаться. Как звать, строго говоря, не знаю, а в лицо вспомнила, точно!.. Хоть они-то меня навряд ли признали.

Но оттого, что я их вспомнила, мне не легче стало, а даже наоборот.

— Что ж это такое? — мучаюсь вопросом. — Что ж это такое? Куда же это она подевалась, строго говоря, любовь? Ведь любили же друг дружку, если поженились? А куда ж она подевалась?.. Корова языком слизала? И вообще — куда она уходит, любовь-то?.. Кто виноватый?.. Была любовь и вся вышла? Зачем же тогда весь этот огород городили — с поцелуями, со свиданками в парке культуры на танцверанде, с нежностями разными?..

— А вы кто такая? — вдруг слышу сквозь свои тревожные мысли голос мужа разводящегося. — Вас не касается!

Оказывается, я мысли эти не во сне, а вполне наяву и даже вслух высказывала!

— Знаешь их, что ли? — с удивлением спрашивает меня таксист. — Ты кем им доводишься?..