Ясно. В кои-то веки довелось новатора навеселе повстречать.
— Новатор я! — весело кричит он без стеснения. — Фрезу я изобрел, понял? Фрезу! Сам, понял? Провалиться мне, сам! — И тут ни к селу ни к городу вытащил из свертка пузырек с духами, откупорил его зубами, втянул в себя носом запах, и я сразу узнала — «Ландыш серебристый». — Соображать надо! Это я Таньке, Татьяне, понял? Знаешь, какая она у меня! Будь здоров! Главное дело — добрая, прямо-таки до ужаса добрая!.. А я фрезу придумал, прямо все окосели — как это я сам допер?! Фреза — будь здоров! Премию дали, сам удивляюсь! Во! — Он сунул руку в боковой карман, долго в нем нашаривал, но вместо премии вытащил кукольного Петрушку. — Не то. Ладно, не имеет значения. Сыну это. Вовка сын у меня. Сильный парень! Соску отняли — третью неделю орет! Голос у него — будь здоров! А это — би-бо-бо называется. — Он сунул руку в середку Петрушки, зашевелил невпопад пальцами. — Видал? Кивает, кивает, — здоровается, значит. Хитрейшая вещь, кто только придумал?! А мне за фрезу — три сотни! А я ж не за деньги, просто у меня руки непоседливые! И пожалуйста — премия!..
А весь автобус притих, обернулся к нашей скамейке — кто с улыбкой, кто насмешливо, кто с неодобрением трезвым.
— Вот они, родимые! — Он отыскал, наконец, деньги, толстую пачечку, помахал ею небрежно так — одни красненькие, хрустят, видать, прямо из банка!.. — А еще сегодня получка была, так я ее до копеечки растряс, с утра по магазинам шастаю, вон сколько Тане с Вовочкой напокупал! А Татьяна у меня прямо-таки страх до чего добрая!.. А я новатор, понял? Это все равно, что изобретатель, верно? Научный прогресс, это я тебе точно говорю!..
Но тут автобус затормозил у остановки «Микрорайон», он вскочил, бросился к двери, на ходу роняя свое имущество.
— Приехали! Выходи, граждане, милости просим!
А покупки у него из рук так и сыплются. Я встала, иду за ним, подбираю его свертки с пола и даже не заметила, как следом за ним сошла с автобуса, очутилась на незнакомом тротуаре.
А за спиной у меня автобус чихнул бензином и — поминай как звали.
А ему, новатору-то непоседливому, это вполне нормальным кажется, что я вместе с ним вылезла на чужой остановке и его покупки с земли подбираю.
Удивился он совсем другому: оглядывается, свой район не узнает.
— Правильно сошли, ты как считаешь?.. — интересуется он у меня, а сам шеей ворочает вокруг собственной оси в растерянности. — Понимаешь, новостройка… Квартал признаешь — дом потеряешь, хоть бы их в разную краску, что ли, красили!.. Хорошо — я трезвый, Танька этого жуть до чего не уважает, когда кто выпивший, а если кто нагрузился — как в этом случае свой дом обнаружить, я тебя спрашиваю? — Но все-таки всмотрелся, обрадовался: — Во-он он! Вон на балконе пеленки, он и есть дом родной! Я его только по пеленкам и пеленгую!.. Пошли!
И пошел быстрым шагом к родному дому, я едва за ним поспеваю со свертками и кульками его в руках.
У подъезда он остановился в тревожной задумчивости.
— Премия, черт с ней совсем… — И, подумав, сказал мне неуверенно: — Поднимешься со мной, мне одному это хозяйство не дотащить, да и Татьяна опять же круговую оборону уже, поди, заняла…
И что характерно — иду я за ним бессловесно, как нитка за иголкой, и даже самой вся эта ситуация уже не кажется странной.
В лифте у него опять свертки на пол посыпались, так до девятого этажа все собирали их в четыре руки.
Он нажал кнопочку звонка у своей двери — звонок у них тоже голосистый, вроде его Вовки оказался, затрещал, как на пожаре.
Но открывать нам никто не торопился.
Он опять нажал на кнопочку, звонок за дверью прямо-таки захлебнулся от нервности.
Молчок.
Тут он нечаянно прислонился плечом к двери, она возьми сама и отворись.
Он и вовсе струхнул:
— Дела-а…
Вошли в переднюю, квартирка однокомнатная, ничего квартирка, вполне стандартная, очень даже, строго говоря, симпатичная.
А в передней Татьяна его стоит, глазищи в нас уперла, а сама молоденькая, тоже вполне симпатичная внешне, и молчит. Вовка у нее на руках тоже молчит, изголосился, видать, по соске до полной немоты.
А он, новатор-то, забеспокоился вдруг, замельтешился весь, заулыбался:
— А я не один, Танюша, я тебе гостей дорогих привел! — И мне без стеснения: — Как звать-то, спросить забыл?.. — И опять ей: — Старая дружба не ржавеет, вот повстречались… — И снова ко мне оборачивается: — Ты не смущайся, не смущайся, она у нас знаешь до чего добрая, мамка-то наша! Ты ей скажи, как звать-то, ты не бойся…
И стал выкладывать на стол свертки и кулечки, а Татьяна молчит и молчит, глаз с него не сводит.
— А мне премию дали, Тань, отвалили, не поскупились! За фрезу, а как же! А это тебе «Ландыш серебристый», любимые твои. А это Вовке, Вовочке, орлу-то! — надел на руку Петрушку, кланяться его заставляет. — Видали? Здрасте, Татьяна Трофимовна, здрасте, Владимир Федорович, очень рад познакомиться, гуд бай!.. Хитрющая кукла! Би-бо-бо!
И тут она, Татьяна-то, свободной от Вовки рукой как даст по тому би-бо-бо, Петрушка в угол, бедняжка, отлетел, длинным носом об сервант. И вдруг как повело ее, Татьяну!.. У них в семье, видать, все один к одному — голосистые.