— Лично я ее в первый раз в глаза вижу! — вступает в разговор с возмущением она, разводящаяся.
И тут на меня вдруг затмение нашло или, строго говоря, вдохновение, и понесло без удержу.
— А я на свадьбе у тебя, может, подружкой была! — говорю я и — представляете? — уже сама в это вполне искренне верю. — Не помнишь?
— На моей? — просто-таки охнула она от удивления.
— А на чьей же еще? — говорю я и даже глазом не моргну. — Ясное дело, на твоей!
Тут таксист даже чуть баранку из рук не выпустил, так его это задело.
— Интересно!..
А она, разводящаяся, как зашипит на меня:
— Врет она! Не было ее на свадьбе!
— Не было?! — с искренней обидой вскинулась я. — А кто фату за тобой нес белую капроновую?
— Не было этого! — кричит мне в затылок муж. — Ты кто такая? Тебя подсадили в такси, а ты вместо спасибо…
— А ты ее не перебивай! — строго прикрикнул на него шофер. — Она знает, что говорит! — И мне: — Не боись, дочка! Валяй!
— Ничего этого не было! — заверещала разводящаяся. — Нахалка она! Самозванка!
— Было, — поворачиваюсь я к ней. — Было. Было. Все было!
А таксист только масла в огонь подливает:
— Жми, дочка!
— Было, — продолжаю я им в лицо. — Все было! Во Дворец бракосочетаний ездили, было?
— Было… ну и что, все там сочетаются!.. — уже испуганно отозвалась она.
— Фата на тебе воздушная была? — говорю я со значением.
— Так у всех же! В магазине для новобрачных!..
— Костюм черный с платочком на женихе был? — не отступаю я.
— Какое это имеет значение? — отбрыкивается он.
— Такси с белой лентой свадебной было? Шампанское полусладкое пили — было?
— Полусухое… — отвечает он уже слабым голосом, но я — ноль внимания на это доказательство.
— Любили вы тогда друг дружку, — кидаюсь я в последнюю атаку, — было?
— Ну, было… — А сама уже из сил выбивается.
— Вот видишь! — кричу я на нее с возмущением. — Было! Все было! Вплоть до любви!
Тут у нее нервы напрочь отказали.
— Остановите! — кричит. — Остановите машину! Я хочу выйти!..
А я им заключительное слово выдала:
— Тосты поднимали — «горько»!.. Любовь до гроба! Мы с тобой два берега у родной реки!.. Было?! — ору я уже в полный голос на них, перепуганных до полной бледности. — Было или нет?
И гордо отворачиваюсь от них. И только я отвернулась, как тут же больно стукнулась лбом о ветровое стекло — это машина затормозила у нарсуда.
Они сунули таксисту рублевку без сдачи и молча и ошалело вышли в разные дверцы.
А шеф в сердцах-то как рванет с места, меня только и отбросило мячиком на спинку.
Приехали, и я припустилась бегом в общежитие, потому что опять вспомнила об Альке с Робиком.
Прибегаю, первым делом лечу к ним на второй этаж, чтоб обрадовать директорской подписью.
Рванула с размаху на себя дверь, вхожу и, представляете, вижу такой вариант: спят они оба, Алька моя со своим Робиком! Робик на подушке разметался, а Алька пониже, у его ножек голеньких и толстеньких, лежит, и такое у нее счастливое, и спокойное, и радостное выражение во сне, что я как остановилась в дверях, так и стою, на них любуюсь.
И тут из-за спины слышу скрипучий голос Таисии Петровны, комендантши, даже вздрогнула от неожиданности:
— Ты потише, не разбуди, гляди… ты поаккуратнее…
А я говорю ей через плечо строго и авторитетно, хоть и шепотом, чтоб и вправду их не разбудить:
— Иван Макарович велел вам совершенно официально, чтоб вы…
Но она перебила меня своим несмазанным голосом:
— Испугала, «Иван Макарович»! Законы для всех одинаковые!.. Вот чего, я тебе раскладушку для них дам, на койке-то вдвоем где им разместиться? Мальчишки спят беспокойно, все ворочаются… — И с усмешкой невеселой: — Я-то знаю, что вы все про меня думаете: Таиска-злыдень, Таиска-кощей, детей пугать… А у Таиски у самой внуки б были, кабы ее Петра Степановича на войне не убило б…
Досказывать она не стала, ушла по своим комендантским делам, их у нее, строго говоря, хватает. Вот такой вариант…
Положила я Альке на стол под вазочку цветочную направление в детсадик с Ивана Макаровича размашистым росчерком и только хотела тихонько прикрыть за собой дверь, как Алька проснулась, подняла голову с подушки и посмотрела на меня ясными глазами:
— Семен?..
— Я, — отвечаю ей шепотом, чтоб Робика не потревожить, — я направление в садик принесла…
— Спасибо, — отвечает она тоже вполголоса и легонечко гладит и гладит своего Робика спящего по волосикам. — Большой какой он стал у меня…
— Большой… — говорю. — Ты не бойся, мы все тебе помогать будем: и я, и Зинаида, и Людка, и Варвара… он наш общий ребеночек будет…
— Зачем общий? — обиделась шепотом Алька. — Он мой… — И все гладит его по головке и не сводит с него глаз. — Мой… теперь я уже никуда его не отпущу… а если репетиция вечерняя или концерт…
— Так в садике же пятидневка круглосуточная! — успокаиваю я ее. — Да и мы с девочками…
— Спасибо… — только и может сказать Алька, а у самой опять две слезищи огромные в глазах набухают.
— И ни о чем не думай!.. — тороплюсь я все высказать. — Все в порядке!.. И насчет него не думай, забудь, плюнь!
— Насчет кого? — не поняла Алька.
— Ну, насчет отца… — замялась я. — Насчет десантника этого, беглого папаши…
Алька посмотрела на меня и тихо сказала:
![Ждите ответа [журнальный вариант]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
