ОМЭ - [20]

Били, но так-таки ничего не добились.

Коса нашла на камень: белогвардейская жестокость натолкнулась на большевистское упорство.

В ответ на все, что довелось за четверо суток испытать на борту «Славы», истерзанные врагами люди утверждали одно: шли в Гурьев с грузом керосина в бидонах для розничной торговли на базаре. Утверждали, несмотря на мучения, зная, что хранят в своем ответе судьбу всего товарищества отважных, созданного партией большевиков под видом артели безработных. Были готовы к смерти и не способны на предательство, сильные самой несокрушимой силой, перед которой в конце концов яростно спасовало садистское хитроумие капитана Мазина и его подручных...

...На пятое утро сторожевой корабль ошвартовался к причалу в гавани Порт-Петровска — главной в то время военно-морской базы деникинского флота на Каспии.

Измученных пытками, окровавленных моряков продержали еще час голыми на верхней палубе под осенним дождем, заставили облачиться в изодранное старье с чужого плеча и под конвоем команды карателей отправили в контрразведку.

Там их ожидало новое испытание.

Сердце Губанова замерло, едва он увидел Газарбекова... Да, сомневаться не приходилось: молодой офицер в черкеске с погонами поручика, вышедший вместе с другими контрразведчиками под навес крыльца, как только солдаты-конвоиры ввели арестованных в глухой двор и прикладами подогнали к навесу, был Газарбековым. В прошлом году, перед падением Бакинской Коммуны, он подвизался в отряде тайного, а затем явного английского агента Бичерахова, который предательски открыл интервентам дорогу через линию фронта на подступах к Баку, а сам увел отряд в Дагестан, захватил Дербент и, вырезав сторонников Советской власти, обосновался в Порт-Петровске. Не раз и не два, прежде чем переметнуться к деникинцам, Бичерахов, формально подчиняясь командованию обороны Баку, посылал Газарбекова якобы за инструкциями в штаб, а на самом деле шпионить. И Газарбеков присматривался к большевистским вожакам, запоминал их лица, приметы, фамилии, со многими, в том числе с Губановым, познакомился, ко многим втерся в доверие... Теперь было ясно, для чего и с какой целью.

— Здоро́во, Остапчук! С уловом тебя! — поздравил Газарбеков, взяв протянутые старшим конвоиром судовые документы туркменки. — Где поймал?

— Изловлены около устья Волги, ваше благородие, — доложил тот. —Не иначе, как в Астрахань метили попасть.

— Сознались?

Конвоир виновато сказал:

— Это же большевистские бензинщики, господин поручик. Из них и клещами не вытянуть. Лодку с грузом утопили на глазах у всех, а сами заладили, как в документах означено: шли, мол, из Баку в Гурьев с керосином. Допрашивали их по-всякому.

— Оно и видно... — Газарбеков осклабился, мельком глянув на избитые, в синяках, лица моряков, снова, и уже пристально, осмотрел каждого пленника, вдруг уперся взглядом в Губанова, быстро спросил: — Фамилия?

Услышал хриплый, неузнаваемый после пытки холодом в канатном ящике голос, произнесший незнакомую фамилию:

— Константинов.

Сбежал с крыльца, хищно изогнулся перед Губановым, неожиданно сорвал с него фуражку, нахлобученную боцманом «Славы», заглянул в золотистые зрачки, торжествующе вскричал:

— Он!.. Попался-таки!

Губанов невольно отшатнулся под взглядом контрразведчика, учуявшего добычу.

— Повремените, поручик. — В глубине дверного проема на крыльце возникла длинная фигура в штатском. — Давайте их ко мне.

Не скрывая радости, Газарбеков отозвался:

— Сию минуту, господин ротмистр!

Скомандовал конвоирам, и те провели моряков через крыльцо в кабинет начальника Порт-Петровской контрразведки — странную комнату без стола и стульев, с кушетками вдоль голых стен и единственным креслом у окна — старинным, резным, увенчанным ненавистной народу эмблемой царизма — двуглавым орлом с короной и скипетром в когтях. Возле кресла, небрежно облокотясь на орла, ждал человек в штатском: высокого роста, с нарочитым выражением скуки и равнодушия на бледном, будто обескровленном лице.

— Сюда! — указал он на середину комнаты, когда арестованные нерешительно переступили порог, и приглашающе позвал: — Господа офицеры!..

Один за другим в комнате появились контрразведчики разного чина, возраста и обличья. Они молча расселись на кушетках вдоль стен, и моряки, окруженные конвоем в центре комнаты, оказались под перекрестными взглядами со всех сторон.

— Итак, познакомимся. — Человек в штатском убрал локоть с орла, выпрямился. — Позвольте представиться: ротмистр Юрченко, мелкопоместный дворянин, потомственный эксплуататор рода человеческого и управляющий сим богоугодным заведением... Кого имею честь видеть?

Любасов еще раз повторил все, что объяснял пятые сутки.

— Допустим, — согласился начальник контрразведки. — Предоставляю слово поручику Газарбекову. Кого опознали с такой утробной радостью, что даже меня разобрало любопытство?

По-прежнему торжествуя, Газарбеков объявил:

— Можем порадоваться вместе, господин ротмистр. В наших руках сам Федя Губанов — главный закоперщик морского сброда! Под фамилией Константинов.

Контрразведчики оживленно завозились. Юрченко протяжно засвистел, равнодушия и скуки на его лице как не бывало.