Однажды в СССР - [14]

И вот на новеньких «Жигулях» главный инженер проездил ровно десять дней. После кто-то с крыши выплеснул на машину ведро серой краски. От стекла и металла краску удалось отмыть, но резинки вокруг стекла так и остались с серыми пятнами.

Естественно, негодяя искали, перерыв все лакокрасочные склады. Кто-то вспомнил, что серой краской красили платформы в 27-ом цехе. Но, как оказалось, серая краска туда уже год как не приходила, а вместо нее применялась синяя.

Ханин, как всегда, знал больше других, и, вращая очередную папиросу в тонких пальцах, заметил:

— Вы думаете, это серая краска? А вот шуш вам. Это серо-голубая шаровая корабельная грунтовка. Ее на судоремонтном используют. На базаре я ее что-то не видел — уж не знаю, чего ее не несут.

— Так скажи это Грищенко, — предложил кто-то.

— Оно мне надо? Кто я, а кто Грищенко?

Глава 10

Жданов — город красивый, если, конечно, не отвлекаться на другие города. Но когда же вы живете между домом и работой, то каждый день вы видите одно и то же, и, соответственно, красота эта приедается.

Карпеко последние три года дальше Донецка не выезжал и, кстати, считал областной центр до невозможности глупым и некрасивым. Однако же, мотаясь по долгу службы в предместьях и кварталах, Сергей признавал некую красоту Жданова. Просто на нее стоило взглянуть с иного ракурса.

И, бывало, ранним утром, стоя у подернутых туманом вод Второй речки, вдыхая аромат распустившейся жердели, Карпеко отмечал, что весна чудесна, воздух свеж и приятен, природа пробуждается. И жизнь, в общем, прекрасна, если не обращать внимание на разложившийся труп, извлеченный из воды.

Уж не сказать, когда в этом районе случилось первое преступление. Вероятно, в те времена наши предки были лохматы, и один доисторический человек убил другого доисторического человека как-то безыскусно из-за какой-то пустяковины. С той поры по реке утекло много воды и грязи. Человек лишился волосяных покровов, но убивать не перестал. Стал делать это искусней, впрочем, не особо выбирая повод для убийства.

Однако в тот день трупов не было.

Сергей потратил день на проработку версии с отдыхающим. Кто-то мог приехать к морю, снять комнату, а потому стать чьей-то жертвой, оказаться расчлененным. У этой версии имелось два слабых места. Во-первых, комнаты снимали обычно семейные пары, или парочки их изображающие — последним такой отдых был особенно удобен: никто не спрашивал паспортов. Во-вторых, приезжего можно было убить по сотне причин, но зачем же расчленять?..

Сергей прошелся по частному сектору, поговорил с людьми. Те, кто сдавали комнаты на лето, известности не искали, но них знал чуть не весь поселок. К сожалению, частного сектора по району было многовато. К счастью, Карпеко знал, у кого можно было спросить.

Тем не менее, поиски дали ничтожно мало: нужная категория лиц среди квартирантов отсутствовала.

А когда вечером Карпеко снова появился на службе, дежурный остановил его и протянул листок бумаги:

— Вот, просили, чтоб ты перезвонил. Не представился.

На листе был написан пятизначный телефонный номер и более ничего.

Сергей кивнул, мгновенно оценивая ситуацию: номер был заводской. Звонивший не представился, но и не опасался, что трубку возьмет кто-то другой. Следовательно, у этого абонента имелся свой кабинет. Это был какой-то начальник, но не слишком крупный, поскольку директор завода и лица к нему приближенные звонили бы начальнику РОВД. Получался уровень начальника цеха или его зама. Подобных знакомых у Карпеко не имелось. Можно было найти заводской справочник, полистать его. Но Сергею это не интересовало.

— А еще просили передать, что для тебя есть халтурка, — ухмыльнулся дежурный.

Халтурку могли предложить всякому советскому человеку. За «мерзавчик» токарю могли заказать петли на гараж. Сантехнику — поменять трубы. Выходило, что следователю тоже могли как-то предложить подработать. Но в Стране Советов подзарабатывать на стороне милиционерам было противопоказано. Все же не Дикий Запад.

И, скомкав бумагу, Карпеко бросил ее в урну, но не попал

— Им надо — пусть и перезванивают.

— Не разбрасывался бы, — заметил дежурный. — Может, важная бумага.

— Бумаги такого размера важными бывают редко. Разве что купюры.

— Еще в жизни бывают моменты, когда важна любая бумажка…

— Тоже верно. Но тут иной случай.

-

Выйдя из РОВД, Карпеко срезал путь через больницу и отправился на Тихий рынок. В Ильичевском районе было много подобного — неприметного и тихого. Кажется, будто стоит обыкновенная череда пятиэтажек. А за ними, во дворах, сокрыта автостанция, завод, ну и опять же — рынок.

Торговать на Тихом рынке начинали засветло, но больше всего народа там сходилось к вечеру — когда первая смена и контора с заводов шли домой. Старики предлагали свежую зелень, дети тащили мешки с кукурузой, наломанной в полях. Стояли лафеты с бахчевыми. Несли ведра с черешней и вишней — брызганной колхозной и червивой хозяйской. Лежали разнокалиберные ядра абрикос и жердели. Однако же, требовалось смотреть, у кого покупаешь, ибо жердели могли быть нарваны на аэродромовском кладбище.

Торговали, впрочем, и свежениной, рыбой. Молоко и творог продавали редко.