Однажды в СССР - [12]

— Налетом тут не взять… Народу на ступеньках — сотня.

— Да еще напротив кассы у «вохровцев» комната, — напомнил Аркадий. — У них — револьверы.

— Тогда только перехватить по дороге в контору.

— Да брось! Везут на машине с вооруженной охраной от самого банка.

— А когда охрана уходит?..

— Когда деньги пересчитают на месте. Перед самой выдачей.

— Выходит, никак деньги не забрать?..

— Выходит, что так…

Очередь тянулась медленно. В узких лестничных проемах жара скапливалась, поднималась вверх, и около окошка кассы становилась вовсе неприличной.

— Да откройте окно! — кричал кто-то.

— Гвоздями забито!

— Тогда разбейте стекло. Дышать же невозможно.

— Я тебе разобью! — отвечал снизу начальник участка.

Роза ветров в Жданове была такова, что обычно дуло со стороны литейных цехов, нанося на машиностроителей гарь, окалину и графит. Но в тот день ветер переменился. С полей доносился молочный запах спеющей пшеницы. Пахло скошенной травой, кострами, цветением лип. Стояли ароматные дни.

— А если, положим, как-то в окно войти? — спросил Пашка.

— На глазах у всех? Ты сам-то понимаешь, что городишь?

— Ну да.

Дальше очередь сдвинулась, и Пашке с Аркашей пришлось войти в здание. Там разговаривать о воровстве заводских денег стало неудобно. К этой беседе не вернулись ни в этот день, ни в другой.

Глава 9

На проспекте Металлургов за продуктовым магазином «Прогресс» рыли котлован под новый дом. А слева и справа от пятиэтажки, где магазин помещался, уже стояло две высотки. В левой находился какой-то трест и цветочный магазин. Надо сказать, что этот цветочный всех генсеков и смены власти пережил без особых потерь и долго размещался на том же месте.

Продуктовому повезло меньше. Вместо него открылся мебельный, после — универсам и банк. Банк прогорел, а магазинчик сменила забегаловка. Не без потерь переживали десятилетия парикмахерская и хозяйственный, размещенные рядом. А тут в мороз и жару, в кризисы и редкие времена подъемов продавали цветы, землю и горшки.

Но о продуктовом помнили. Например, именовали выстроенную девятиэтажку «за Прогрессом» даже в те года, когда от продуктового и следа не оставалось. Если на какой-то итерации в той пятиэтажке появлялся продуктовый — его нарекали «Прогрессом».

«Школярику», что размещался в правой девятиэтажке, повезло меньше. И уж мало кто вспомнит о нем. Там торговали канцелярией — от ластиков за три копейки до пишущих машинок. В углу стояли горны, пыльные стяги, несколько бюстов Ленина. Впрочем, довольно резво расходились пионерские галстуки, ибо пионерия то и дело их рвала и теряла.

Ближе к кассе на витрине лежал самый ходовой товар — тетрадки и дешевые шариковые ручки. Подальше — ручки перьевые, дороже, красивей. И если в заводе у кого-то из начальства случался день рождения, коллеги, недолго думая, дарили дорогую перьевую ручку. Те обычно у руководства не задерживались. Их швыряли на совещаниях в провинившихся или просто от раздражения — в стену. Поэтому у магазина всегда был стабильный рынок сбыта, хотя в СССР это мало кого волновало.

Владимир Никифорович сам покупал подарки в «Школярике», но ему дарили иное. Он был нумизматом-любителем. И всякий возвращающийся из загранкомандировки привозил уважаемому человеку жменю монеток и цветастые купюры скромного достоинства. Впрочем, определенные нумизматические редкости были и там: американский стальной цент, пять марок из ГДР, посвященных Отто Лилиенталю. Но изюминкой коллекции было две рейхсмарки, отчеканенных в 1934 году к какому-то юбилею Шиллера. Эту монету Владимир Никифорович показывал лишь особо приближенным, да и то в минуты откровения.

Были и отечественные монеты — банальные юбилейные рубли, мелочь, отчеканенная при Сталине или вовсе до революции.

Коллекция без затей хранилась на двух подносах из дуропласта, взятых из столовой. Чтоб на монеты не садилась пыль, поддон был поставлен за стекла серванта.

И вот уже не спросить, отчего начальник цеха держал их на заводе, а не дома? Может, потому что на заводе во вменяемом состоянии он находился больше, чем дома. Потому что большинство тех, кого он считал друзьями, также были здесь, на заводе.

-

Тот день будто бы начинался обычно. Около семи утра Владимир Никифорович подъехал к цеховой конторе на своем бежевом «Москвиче». Поднялся по лестнице, поговорив пару минут на площадке второго этажа с уборщицей. Из подвала душно парило. Ночная смена из бани шла домой, ответно первая, дневная, отметившись в табельной, торопилась переодеться.

Закончив разговор, начальник цеха поднялся в свой кабинет. На полвосьмого ожидалось проведение внутрицехового рапорта, дабы уже на заводском селекторе в восемь часов Владимир Никифорович мог говорить о трудовых свершениях ночной смены, и о том, что помешало выполнить план.

Но цеховое совещание в тот день отменилось, а на заводском Владимир Никифорович сидел как на иголках и отвечал невпопад.

После селектора вернулся к кабинету, возле которого уже собралась толпа. Начальник цех желал, чтоб увиденное часом раньше оказалось наваждением, но нет — дверь в кабинет была аккуратно отжата заступом, который сняли с пожарного щита этажом ниже.