Один день в Древнем Риме. 24 часа из жизни людей, живших там - [39]

Петроний. «Сатирикон», 28

Банщик должен не только следить за тем, чтобы рабы не осквернили воду, но и высматривать несовершеннолетних купальщиков. Детям нельзя посещать бани, так как они рискуют утонуть или привлечь излишнее внимание взрослых. Шумные завсегдатаи бань, подставляющие свои подмышки, чтобы им удалили волосы, и бутылью масла скрывающие наготу[53], могут ранить детскую психику. Из-за проблемы с наготой многие бани открыты для мужчин и для женщин в разное время, причем женщинам обычно достаются утренние и вечерние часы. Ювенал описывает благородную даму, которая любит купаться поздно:

Моется в бане она по ночам: вдруг прикажет тревогу

Бить, свои шайки нести – и парится с шумом великим;

Руки когда упадут у нее, утомленные гирей,

Ловко ее щекотать массажист начинает проворный,

Хлопая громко рукой по ляжкам довольной хозяйки.

Ювенал. Шестая сатира[54]

В некоторых банях в середине дня женщин допускают в отдельное здание, расположенное в стороне от основного. Эти постройки, однако, редко бывают такими же роскошными, как основное здание, и им не хватает многих удобств. Поэтому привыкшие к роскоши дамы предпочитают откладывать удовольствие до вечера, когда у них появится возможность насладиться сибаритским комфортом главного здания.

Бани не закрываются допоздна, но мужчин в них принимают только с восьмого часа (что соответствует современным двум часам дня). Однако те, кому не терпится, уже внутри, упражняются на палестре (palestra) – тренировочной площадке под изящными арками восточного крыла. Банщику даже не требуется поворачивать голову, чтобы услышать ритмичные хлопки кожаного мяча, который посетители быстро бросают друг другу. Игра напоминает волейбол, но чревата синяками. Раздаются и звуки ударов посильнее, производимые человеком, ударяющим по подвешенной к потолку боксерской груше. Главные правила римской борьбы – не бить ниже пояса и не выдавливать глазные яблоки, поэтому во избежание ненужных осложнений обслуживающий персонал предпочитает, чтобы желающие помахать кулаками колотили груши, а не друг друга. Банщик также посматривает на человека с избыточным весом, который упражняется с чересчур тяжелыми свинцовыми гирями. Человек пыхтит, как загнанная лошадь, когда он поднимает тяжесть, и выдыхает, издавая странный свист, когда расслабляется. Общую какофонию едко описал философ Сенека, которому сразу после полудня внезапно пришлось забыть о философии:

Сейчас вокруг меня со всех сторон многоголосый крик, ведь я живу над самой баней. Вот и вообрази себе все разнообразие звуков, из-за которых можно возненавидеть собственные уши. Когда силачи упражняются, выбрасывая вверх отягощенные свинцом руки, когда они трудятся или делают вид, будто трудятся, я слышу их стоны; когда они задержат дыхание, выдохи их пронзительны, как свист; попадется бездельник, довольный самым простым умащением, – я слышу удары ладоней по спине, и звук меняется смотря по тому, бьют ли плашмя или полой ладонью. А если появятся игроки в мяч и начнут считать броски, – тут уж все кончено. Прибавь к этому и перебранку, и ловлю вора, и тех, кому нравится звук собственного голоса в бане. Прибавь и тех, кто с оглушительным плеском плюхается в бассейн. А кроме тех, чей голос, по крайней мере, звучит естественно, вспомни про выщипывателя волос, который, чтобы его заметили, извлекает из гортани особенно пронзительный визг и умолкает, только когда выщипывает кому-нибудь подмышки, заставляя другого кричать за себя. К тому же есть еще и пирожники, и колбасники, и торговцы сладостями и всякими кушаньями, каждый на свой лад выкликающие товар.

Сенека. «Нравственные письма к Луцилию», письмо 56.1[55]

На жалованье банщика и его коллег идет скромная плата за вход, взимаемая с прибывающих посетителей (плата обычно вдвое выше для женщин: так блюстители общественной морали пытаются вынудить их сидеть дома). Тем не менее большая часть доходов обслуживающего персонала – это чаевые за выполнение небольших услуг для купающихся, таких как соскабливание с них масла или охрана их имущества (а еще, если верить скандальным слухам, – исполнение куда более интимных желаний посетительниц). Поэтому смотритель с возмущением наблюдает за выходками подхалимов, таких как Меноген:

В термах нигде и по баням никак убежать невозможно

От Меногена: твои хитрости зря пропадут.

В обе руки наберет он теплых мячей для тригона,

Чтобы тебе насчитать этим побольше очков;

Даст, подобравши в пыли, он пузырь тебе слабо надутый,

Даже коль вымылся сам, даже когда уж обут;

Стоит лишь взять простыню, назовет он ее белоснежной,

Пусть даже будет она детских пеленок грязней;

Если начнешь ты чесать себе жидкие волосы гребнем,

Скажет, что локоны ты точно Ахилл причесал;

Сам он и винный отсед принесет из подонков кувшина,

И оботрет он тебе капельки пота на лбу.

Все он похвалит, всему удивляться он будет, покамест

Станет тебе невтерпеж и ты не скажешь: «Идем».

Марциал. Эпиграммы, 12.82

Меноген надеется, что его пригласят на званый ужин. В Риме это важная часть общественной жизни. Кто придет, где и в какой компании, какие блюда будут подаваться – бани полнятся сплетнями, пока римляне готовятся к главной трапезе дня. И даже банщик, убирая помещения за посетителями, строит планы на ужин.