Один день в Древнем Риме. 24 часа из жизни людей, живших там - [13]

Волосы Сосипатры были распущены, как и у каждой женщины, заходившей в комнату, но здесь-то дело не в странных суевериях, а в обыкновенном здравом смысле. Всем известно, что в комнате, где рожает женщина, не должно быть ничего даже отдаленно похожего на узел. У завязанного пояса или даже у скрещенных ног или пальцев есть особая аура, которая, если ее почувствует мать, может помешать ребенку появиться на свет. Каждому известно, как опасно для ребенка запутаться в пуповине. Подобное притягивает подобное, и держать в комнате роженицы узлы или сплетения – значит накликать беду.

В тот раз, наученные печальным опытом, молодые родители решили воспользоваться услугами профессиональной повивальной бабки. Чаще всего их приглашают помочь при родах только в богатых семьях, ведь хорошей повивальной бабке платят, как настоящему врачу. Нанятая нашей парой оказалась разумной женщиной, больше доверявшей трудам греческих врачей, чем глупым россказням, суевериям или амулетам.

Именно повивальная бабка позаботилась, чтобы перед родами Сосипатру усадили на родильный стул. Под спину ей положили подушку, под ноги поставили два табурета. Маленький Курий появился на свет через отверстие в форме полумесяца на дне стула, и повивальная бабка наклонилась, чтобы принять его. А тем временем его мать схватилась за железную перекладину на высоте груди с такой силой, что едва не погнула металл.

Повивальная бабка помогла избавиться от нежелавшей покидать тело плаценты. Она смягчила руки ланолиновым маслом, ее ногти были чисты и коротко пострижены, чтобы не занести грязь, которая могла вызвать воспаление матки. Как только плацента была удалена, а окровавленные простыни отложены, чтобы постирать их позднее, повивальной бабке пришлось спешно удалиться. Сестра и свекровь Сосипатры уже горячо спорили о том, давать ли Сосипатре смесь из измельченных земляных червей в медовом вине, чтобы стимулировать лактацию для первого кормления ребенка. Сосипатра вспомнила, что зелье было менее противным, чем она ожидала, и, конечно, маленький Курий не захотел молока.

Прошло всего шесть месяцев, а как непохоже на всю ту суету это одинокое ночное бдение! Сосипатра в комнате одна: муж и дочь удалились в другую, чтобы попытаться уснуть. Конечно, серьезная болезнь ребенка была достаточным оправданием, чтобы Термалий мог пропустить работу на следующий день. Для всех, кроме скорбящих родителей, мертвые младенцы – это повседневная рутина. Даже великий Цицерон заметил много лет назад: «люди переносят спокойно смерть маленького мальчика, а на смерть грудного младенца даже не жалуются»[19].

Мать Флакцилла и ты, родитель Фронтон, поручаю

Девочку эту я вам – радость, утеху мою,

Чтобы ни черных теней не пугалась Эротия-крошка,

Ни зловещего пса Тартара с пастью тройной.

Полностью только шесть зим она прожила бы холодных,

Если бы столько же дней было дано ей дожить.

Пусть же резвится она на руках покровителей старых

И по-младенчески вам имя лепечет мое.

Нежные кости пусть дерн ей мягкий покроет: не тяжкой

Будь ей, земля, ведь она не тяготила тебя.

Марциал. Эпиграммы, 5.34

Совсем недавно философ Сенека упрекнул друга, тяжело переживавшего смерть сына, который был еще младенцем: «Ты ждешь утешений? Так получай упреки! Вот какую слабость ты обнаружил, когда умер сын! А что бы ты делал, потеряв друга? Умер сын, чье будущее неясно, совсем крохотный; загублен самый короткий век»[20].

И все же, как хорошо известно Сосипатре, одно дело – абстрактные рассуждения о смерти ребенка и совсем другое – когда вся ее любовь и забота отдавались этому ребенку в течение последних шести месяцев. Каждый день Сосипатра держала ребенка, кормила его грудью и наблюдала за ним с тревогой. Шли месяцы, и каждый день она уповала на божью милость. Теперь все надежды могут обратиться в прах: ее ребенок лежит в кроватке, с трудом вдыхает воздух и вопит от боли. Вздохнув, Сосипатра подходит к угловому столику и осторожно наливает немного масла в стоящую там лампу. Маленькое мерцающее пламя – единственный свет в комнате. Трижды за ночь она наполняла лампу. Утренняя заря осветит комнату до того, как сгорит последнее масло.

На рассвете придет сестра Сосипатры и принесет завтрак – молоко, оливки и свежий хлеб. Уставшая мать уйдет в другую комнату и рухнет на кровать, на которой незадолго до этого спал ее муж, а сестра попытается уговорить младенца съесть немного кукурузной муки, смешанной с молоком и медом.

Духам мертвых… милейшему и самому желанному ребенку, еще не умевшему говорить, но доставлявшему столько радости… Родители Термалий […] и Сосипатра поставили [памятник] Луцию Курию, прожившему шесть месяцев и три дня.

Римская надпись 6.17313[21]

Одиннадцатый час ночи (05:00–06:00) Гонец императора отправляется в Британию

Тит Авл Макрий спешит. Он несколько беспокоится, поскольку по первоначальному плану ему нужно было покинуть город вскоре после полуночи. Но гонцы-скороходы нечасто отправляются в Британию с имперской почтой, и практически каждый мелкий служащий Табулария (государственного архива на Капитолии) норовит добавить какое-нибудь письмо к императорским посланиям, которые уже лежат в водонепроницаемой сумке за седлом Тита.