Обязательные ритуалы Марен Грипе - [12]

Два грузчика, оба трезвенники, проспали и пришли на пристань, когда судно уже дало крен. В примечаниях к донесению относительно того, что они (предположительно) могли видеть или слышать, было записано, что грузчики молчали, переглядывались, набивали табаком трубки, зажигали их и курили вместо того, чтобы отвечать на вопросы.

Полицейский учинил короткий допрос под навесом у засолочных цехов, по всей форме и согласно закону. Никто, собственно, не надеялся, что они разговорятся, даже если что-то знали.

Так и вышло.

Чтобы смягчить ситуацию, пояснил голландский капитан, он заплатил грузчикам за то, что они все же пришли; заплатил хорошо, а когда грузчики покинули судно, велел поднять трап и пошел в свою каюту. Он чувствовал себя усталым, возбужденным и голодным, но прежде, чем заснуть, выставил двух вахтенных на носу и на корме. Педант-полицейский в городе обратил внимание на то, что даты не соответствовали действительности. Он сделал приписку, что события не могли состояться в указанный в донесении срок, подчеркнул ее двумя чертами и предал дело забвению.

Но на острове все было почти как прежде. Полный штиль в проливе, ясный день, и капитан мирно спал до десяти часов. Ленсман стоял тут же на пристани с блокнотом и ручкой, и капитан, который никогда не спал более пяти часов в сутки, заметил, что ленсман терпеливо ждет, когда он проснется. Человек этот вызывал у капитана доверие, хотя и показался ему несколько суховатым и нерасторопным, но об этом он помалкивал.

В донесении об этом также не упоминалось.

Грузчики, братья Торпен, настоящие старожилы острова, улыбались, потому что им хорошо заплатили за работу, которую они не делали. Они спрятали деньги в карманы и покинули пристань в восемь часов утра, а поскольку у них завелись монеты, они пошли не домой, а завернули к тетушке Альфхилд. Они стучали в запертую дверь до тех пор, пока не открылось окно на кухне.

— Чего надо?

— А как ты думаешь?

— Деньги есть?

Один из братьев протянул руку, и Альфхилд недоверчиво посмотрела на монеты.

— С чего это вдруг ты решил платить гульденами? — спросила она и прикрыла накидкой грудь. Она только что встала с постели.

— Что, гульдены не деньги? — спросил старший из братьев.

— Случилось что?

— Ты на что намекаешь?

Он посмотрел на деньги, которые держал в руке, улыбнулся, а потом улыбнулся тетушке Альфхилд, выглядывавшей из кухонного окошка. Она была толстая, но все еще расторопная, и все знали, что в шкафу у нее хранится «медицина» из Англии. Она получала ее в Гулле в качестве вознаграждения за некоторые услуги, выполненные на втором этаже.

— Да просто кое-что случилось, — сказала тетушка.

Старший Торпен не спускал глаз с брата. Младший Торпен уже поднес руку ко рту, чтобы зевнуть. Он всегда зевал, когда приходил к Альфхилд, но никогда не засыпал, последним поднимался наверх и последним покидал дом. «Не давай ей все деньги. Хватит половину. И не зевай. Мне надоело твое зеванье. Предупреждаю в последний раз. Спокойно сиди и жди, пока она не сварит свой кофе».

— Сегодня ночью? — не унималась тетушка.

Младший взглянул на старшего и только потом заговорил. Он все равно зевал, когда смотрел на тетушку.

— Возможно, — улыбнулся он.

Она открыла настежь окно, и младший Торпен наклонился вперед, чтобы получше рассмотреть толстые плечи и грудь.

— Расскажешь? — сказала она.

— Сначала пусти в дом. Ничего не расскажем, пока не впустишь. Верно, братишка? — сказал он брату.

Старший кивнул.

— На самом деле, правда? — спросила тетушка. — И так серьезно.

Она открыла дверь, закрепила концы накидки брошкой, поправила нижнюю юбку красного цвета с коричневым поясом из плюша, быстро плеснула водой из таза на лицо и руки, и так поторопилась узнать последние новости, что даже забыла надеть туфли.

Пока она варила кофе (а тетушка варила отличный кофе), Торпен неторопливо рассказывал о том, как проходила ночь в ресторанчике Толлерюда и как голландский корабль дал крен. Во время рассказа он зорко наблюдал за братом. «Теперь возьми себя в руки, — сказал он. — Сегодня я не хочу скандала. Ты получишь то, за что заплатишь. Ничего больше. Вздумаешь украсть, поколочу. Повторить еще раз?»

— Ты говорил с ленсманом? — сказала тетушка и засунула два кошелька в ящик комода, на кошельках стояла надпись на английском. Потом она подошла к раскрашенной синим цветом лестнице, ведущей на второй этаж, отгороженной ситцевой занавеской. — Спускайся, — закричала она сестре, которая еще лежала в постели. — Сию минуту!

— Ленсмана не было, — сказал Торпен. — Не успел прийти.

— Он уж точно поинтересуется, почему вы там были. Не думай, что вас оставят в покое, — сказала тетушка и заперла ящик на ключ.

Они слышали посвистывание кофейника на печи и слышали, как младшая сестра ходила на втором этаже.

— Чего хотите? — улыбнулась тетушка.

— Обычное.

Младший Торпен зевнул так, что скулы свело.

— Он странный у тебя, его надо держать взаперти, — сказала она и показала пальцем на брата, сидевшего на табуретке.

В сумеречном утреннем свете он выглядел сникшим. Он посмотрел на ноги тетушки и вдруг затряс головой. Пол был выкрашен зеленой краской и чисто вымыт, и он вдруг заметил, что она широко раздвинула ноги и растопырила пальцы на ногах. Он видел их в полосах света, падающих через окно. Он подавил новый зевок, подняв лицо кверху, так что глядел прямо на люстру в потолке. Он ждал, что произойдет, и вздохнул поглубже, задержав воздух в легких. Сил не было больше ждать. И она улыбнулась ему: «Где у тебя болит?» — сказала она.