Обреченные любить - [34]

– Давайте ужинать, – бодро сказал Эли.

– Значит, Райс не единственный, кто живет, подчиняясь требованиям желудка, – улыбнулся Даниель. Он надеялся, что его шутка подбодрит Сару.

– Конечно нет, – отозвался Эли, осторожно снимая рыбу с вертела. – Все так живут, знают они об этом или нет. Спасибо Сари, она хорошо потрудилась. Я готов воздать должное ее стряпне, не в пример этому остолопу. Ничего, пусть поголодает.

Сара и Даниель обменялись быстрыми взглядами.

За едой Даниель рассказал о том, как посетил нескольких переселенцев, а Эли изложил ему предложение доктора Кэрролла кипятить воду. Сара догадывалась, что оба просто делают вид, что все осталось по-прежнему, стремясь успокоить ее. Эли даже пытался вовлечь ее в разговор, но она только кивала в ответ на его вопросы по поводу всяких бытовых проблем. У Даниеля хватило такта оставить ее в покое.

Я потеряла Райса, с горечью думала девушка. Правда не имеет значения для ворчливого старика, который с самого начала невзлюбил меня, но наши отношения с мальчиком больше никогда не будут такими, как раньше. Сара почувствовала нарастающий гнев и поспешила погасить его. Осуждать Эли или Даниеля бесполезно. Гораздо важнее найти выход из сложившейся ситуации.

Несмотря на свои слова о том, что Рай-су полезно поголодать, Эли завернул во влажную тряпку кусок рыбы и две картофелины и положил их на камень у костра.

Помогая старику мыть посуду, Сара то и дело косилась на сверток, словно тот мог заставить Райса вернуться.

Когда она наконец отправилась спать в фургон, сверток по-прежнему лежал там, где его оставил Эли, однако утром его на месте не оказалось.

Сара начала заниматься привычными делами, предшествовавшими отправке. Она видела Райса только во время завтрака; мальчик старался не смотреть на нее. Остальные тоже почти не разговаривали. Наконец все были готовы тронуться в путь. Эли показал Саре на передний фургон, помог забраться на облучок и сел рядом.

Сегодня четверг, двадцать шестое мая, вспомнила Сара и мрачно усмехнулась – дни всегда считал Райс, волнуясь, что может пропустить субботний вечер. Она посмотрела на Эли, но, казалось, тот уже забыл о ее существовании.

День обещал быть долгим и утомительным.

Даниель верхом на своем пегом занял место перед головным фургоном и махнул шляпой, подавая сигнал к отправлению. Потом он направил коня в сторону, чтобы видеть караван со стороны. Эли прикрикнул на волов, и фургон тронулся. Сара не могла отвести глаз от Даниеля. Он спокойно следил за тем, как повозки вытягиваются в прямую линию, и она невольно вспомнила, как это делал Милберн. Ей трудно было представить, что Даниель способен заниматься такими вещами.

Они проехали мимо него и начали долгий путь по плоской, безбрежной как море прерии. Глазу было не за что уцепиться, кроме нескольких тополей, росших вдоль реки, а дальше, вплоть до низких холмов, окаймлявших горизонт на севере и юге, простиралась однообразная безрадостная картина.

Эли не был склонен к беседе, и несколько часов они ехали молча. В мозгу Сары одна неприятная мысль сменялась другой, и она все больше тосковала по Райсу, добродушное поддразнивание которого могло бы скрасить дорогу.

Наконец она не выдержала и попросила у Эли разрешения идти пешком вплоть до остановки в полдень. Впрочем, вблизи прерия показалась ей не более привлекательной, чем с облучка. Сара догадывалась, что дело не в самой природе, а в том, как она ее воспринимает.

На этот раз караван сделал привал у Сливового ручья, и Эли послал Сару собирать буйволиный навоз. Оба хранилища под днищем фургона, которые назывались у переселенцев «брюхом опоссума», были полны дров, но ему не терпелось развести костер из кизяка. Сара была единственной, кто бродил по прерии, занимаясь этим делом; остальные предпочитали рубить немногие уцелевшие деревья или пользоваться неприкосновенным запасом.

Сара пыталась не обращать внимания на одиночество. В тюрьме ей было еще более одиноко, а здесь она была хотя бы свободна. Указания Эли нельзя было сравнить с приказами охраны; при желании она могла поспорить со стариком и даже отказаться делать то, что он просил. При этой мысли Сара вздрогнула – она вдруг поняла, что, с тех пор как присоединилась к каравану, все время думала об Эли как о тюремщике. Возможно, она была несправедлива к нему.

Вечерняя трапеза прошла так же, как утренняя. Саре хотелось поговорить с Райсом наедине, но мальчик избегал ее. В конце концов она решила, что он имеет такое же право сердиться, как и любой другой, и оставила свою затею.

Домыв последнюю миску, Сара уже собиралась вернуться к костру, как к ней подошел Даниель. Он взял ее за руку и увел из круга. Когда между ними и костром Эли оказался фургон, они остановились. На мгновение его ладонь застыла на плече Сары, но он заставил себя опустить руки и шепотом спросил:

– Ты как?

– А как ты думаешь? – В голосе Сары слышались слезы, хотя она говорила так же тихо, как и он сам.

Лицо Даниеля напряглось, и она поняла, что он услышал ее слова.

– Переживаешь из-за Эли? – спросил он.

Сара покачала головой. Она сердилась на Даниеля, но сказать ему об этом было выше ее сил, потому что в то же время ей отчаянно хотелось оказаться в его объятиях.