Обратная сторона тарелки - [8]
Папа гордился дочерью, несколько лет жившей за границей. Алёна держалась с холодноватым достоинством («Держи спину и держи дистанцию») и в разговоре роняла таинственные, непонятные и красивые слова. «Это не есть хорошо», например. Или «экстраполировать». Папа, ты экстраполируешь свой опыт…
Какой там опыт… В девяностые папа начинал с привокзальных квасных ларьков. И сейчас, благоговейно внимая дочке, понимал: вот ради этого он когда-то мотался бездомным псом, рисковал шкурой и бывал не раз жестоко бит — как бандитами, так и клиентами, которых с его химического кваса прошибал понос.
А то, что дочурка не нашла за бугром принца и вернулась домой — так даже хорошо. Россия — страна больших возможностей, если тупо не хлопать ушами, а крутиться флюгером и ловить попутный ветер. Вернее, предугадывать, куда он собирается дуть. И вовремя смотаться, прижав уши и хвост. В глубине души он остался битым псом, готовым лизать сапог либо вгрызаться в него, в зависимости от обстоятельств.
Как всякая продвинутая современная девушка, Алёна не работала, но день её был забит под завязку — ни одной свободной минутки.
Она имела своего Учителя. Приступая к индивидуальному уроку, смиренно целовала его сначала в темя — адаптер космической энергии. Темя пахло кислым молоком и луком, которые Учитель втирал от облысения. Потом прикасалась губами к пупку, ощущая холодное серебро пирсинга в форме солнца. Учитель — это и был проводник Солнца, а пупок — средоточие Тепла, Света и Жизненной праны.
Садилась в позе лотоса на самотканый круглый коврик, истово крестилась на иконы. Позолоченными ликами, лампадами, кадилами, свечами, хрустальными шарами, магическими кристаллами, африканскими масками, петушиными перьями, бусами из лягушиных костей и сухих корешков была увешана и уставлена вся задняя комнатка в крошечной «хрущёвке» в спальном районе.
Алёна была девушка, почти добившаяся физического и нравственного совершенства. Свидетельством последнего, по словам Учителя, являлось необыкновенное, идущее изнутри сияние лица. У Учителя была своя шкала духовного света. Так протезист по очереди оценивающе прикладывает к зубам пациента связку зубных муляжей, чтобы подобрать оптимальный цвет протеза.
Алёна пока не дотягивала до полной, ослепительной лучезарной белизны. Хотя она давно исключила из пищевого рациона красящие вещества, в том числе чай, кофе и свёкольные салаты. Маски со светоотражающими частицами, шлифовки, уколы… Обязательные три стакана живой воды натощак утром и ещё три литра в течение дня.
Пиявки, вытягивающие дурную кровь, и очистительные клизмы на ночь. Пилюли с яйцами солитеров, для которых, как известно, человеческие шлаки — излюбленный деликатес…
— С каждым днём ты излучаешь свет всё больше, милая Ученица, — говорил Учитель, целуя Алёну в чело, в губы и в виноградины. Они возлежали на ковре без одежд, потому что одежда — это мощная преграда для обмена энергетическими пучками. — Но ты всё ещё не достигла того света, который прикуёт к тебе взгляды и приведёт в трепет окружающих.
— Что же мне предпринять, мой Учитель?! — отчаивалась Алёна.
— Помнишь гоголевских русалок? Они были бледны, а их тела, будто изваянные из прозрачных облаков, светились насквозь при серебряном месяце… — цитировал Учитель, поматывая по-женски гибкой кистью руки. — И только ведьму можно было угадать по брезжившему сквозь светлое тело чёрному пятнышку.
Вокруг много ухоженных девушек, как ты, Алёна. Но если присмотреться, внутри вас всегда брезжит чёрное пятнышко. Это родимое пятно Дьявола, окаянная отметина Зла: зависти, алчности, суесловия, пустоты жизни.
Только Доброта и истинная Любовь избавляют от внутренней червоточины и светятся спелым, истинным, всеобъемлющим светом. Обрати внимание, как светлы и кротки лики святых!
Ничего себе задание: изгнать из себя «ведьму», творить добрые дела… Хотя ради модной прозрачности лица и не на такое пойдёшь. Все прямо с ума посходили: вынь да положи им светлое лицо! Впору ходить, как Ивану-Марьину сыну из фильма «Морозко», и взывать налево и направо: «Какое вам доброе дело сделать?»
История девушки Хомяковой была очень обыкновенная история. Таня Хомякова была дочерью незамужней женщины, работавшей горничной в маленькой второсортной гостинице. Незамужняя женщина эта рожала бы каждый год, но современная медицина знала способ поточного и необременительного избавления от ребёнка на стадии эмбриона.
Как это обыкновенно делается, мать писала заявление в женскую консультацию, где по социальным показаниям просила избавить её от нежеланного, ненужного и мешавшего работе ребёнка, и он исчезал из её жизни не родившимся.
Так не родилось пять детей. Шестой ребёнок, прижитой от заночевавшего в гостинице командированного областного чиновника, как показало УЗИ, была девочка, и участь её была бы та же.
Но случилось так, что женщина эта легкомысленно прозевала все допустимые сроки. И однажды за ночными посиделками с администраторшей гостиницы, та умилилась, уговорила её оставить ребёнка и даже вызвалась быть его крёстной матерью. В последствие старая администраторша так и называла девочку «спасённой».
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.