Обратная сторона тарелки - [7]
Вон он красуется в витрине, и его цена приближается к цене на кусок золота. И мясо лежит, лежит, лежит, как заколдованное… Затем, мои маленькие друзья, с ним начинаются волшебные превращения. Его замачивают в зелье из хлорки и жидкого дыма…
Волшебство превратило его в полуфабрикат. И вот он лежит-лежит-лежит в ведёрке… Тогда туда добавляют разной бяки и крутят колбаску. Колбаска тоже лежит-лежит в витрине, как спящая царевна в стеклянном гробу… Её моют в живой воде из крана, натирают заморским маслицем, чтобы блестела, снова возвращают в витрину…
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. И — вуаля! — её привозят в кафе „Фиалка“ к доброй кудеснице тётушке Гале. К чему она ни прикоснётся — несъедобное тотчас становится съедобным, мёртвое — живым.
Она режет бессмертную колбаску тонюсенькой соломкой. Не жалея бухает майонез — вы ведь обожаете майонез, детки? Украшает салатик морковными снежинками, гранатовыми бусами, веточками петрушки. Раскладывает в красивые прозрачные коробочки. Придумывает салатикам романтические названия: „Нежность“ или „Очарование“, или „Вдохновение“, или „Полёт“».
Бред какой-то. Я пожимаю плечами и листаю тетрадку. Далее по тому же сценарию следуют неуклюжие сказки о чудесных похождениях рыбки, котлетки, бутерброда, супчика, пиццы… О, а вот, наконец, для взрослых:
«Подслушала разговор двух посетительниц. Они сравнивали обеды в нашей „Фиалке“ и в соседнем кафе. Склонились в сторону соседей: „После тамошних обедов изжоги меньше, отрыжка не такая едкая и проблемы с газообразованием не так беспокоят“.
Не восхитительная свежесть продуктов, не талант и кулинарное мастерство повара! Не тонкий вкусовой букет, не изумительные оттенки блюд, соусов и приправ. Изжога, отрыжка и метеоризм — вот единственный критерий!»
«Девиз кафе „Фиалка“: безотходное производство. Мы — благословенная свалка для ближайших магазинов, рынков и торговых баз. Мы всегда рады и встречаем с распростёртыми объятиями: фруктовую гниль, зелёный хлеб, вздувшиеся консервы и пакеты с майонезом. Который и в свежем-то виде — не приведи Господи…»
«Сим объявляю: кафе „Фиалка“ объявило городу пищевую войну. Как остановить убийцу с нежным именем? Я пойду на жестокий, но радикальный шаг. Я добьюсь закрытия „Фиалки“…»
Галя у себя в кабинете просматривала и рвала в мелкие кусочки документы, бросала их в мусорный пластиковый пакет. Весь пол был усыпан бумажными клочками, как снегом. Бормотала под нос: «Давно надо шрейдер купить».
Она как-то странно на меня посмотрела, когда я вошла. Но ведь и у меня было не менее странное, вытянутое лицо.
— Это Лялька, — говорю я и кладу на стол вещдок: синюю тетрадку. — Яд — дело её рук.
Вот так буднично, устало сыщики частных сыскных агентств в конце фильма объявляют, кто убийца. Я усаживаюсь на стул и эффектно закидываю ногу на ногу. Хорошо бы сейчас щёлкнуть серебряной зажигалкой и красиво и небрежно закурить. И отпить вина, цвета расплавленного топаза, из тонкого высокого бокала. Но я некурящая, а вино мне никто не предлагает.
— Я предупреждала: нельзя брать Ляльку на работу в кафе. В высшей степени подозрительная, двуличная, неприятная особа.
— Какая Лялька? — тихо говорит Галя. — Никакой Ляльки у нас в кафе не работает… И это твой почерк в тетрадке: я его ещё со школы помню… А самое главное, — она вынимает из стола знакомый, милый предмет нежного пастельного цвета, — самое главное: объясни мне, подруга: как под ящик с порошком от тараканов завалился твой японский зонтик?
— Слушай, что ты себе позволяешь?! Кто из нас следователь: ты или я?!
Галя изумлённо уставляется на меня:
— Господи, она себя уже следователем вообразила! Детективщица хренова, телевизора насмотрелась, крыша поехала? Да, ты работала в органах. Уборщицей. Но после того, как тебя уволили за прогулы и грязь, я взяла тебя в «Фиалку». И вот как ты, дрянь, меня отблагодарила!
Я откидываюсь в кресле и профессионально прищуриваюсь. Диагноз налицо: на фоне последних драматических событий у Гали развился маниакальный синдром.
За окном взвывает полицейская сирена. Комната озаряется дискотечными ало-голубыми всполохами полицейских маячков. В коридоре слышен топот многих ног: это за несчастной Лялькой. Держись, Лялька, у меня есть куча знакомых юристов, и среди них сам адвокат дьявола Кевин Ломакс и непотопляемый Соло Гудман!
А Галя… Её подлечим: ведь я правая рука доктора Артура Ардена, по совместительству работаю сиделкой в психбольнице «Брайарклифф».
Какое вам доброе дело сделать?
Алёна была самая обыкновенная клонированная девушка образца 2016-го года. Необходимый для каждой уважающей себя девушки боевой набор: носик — ротик — глазки — были скроены по лекалу хирурга, поставившего на поток производство местных красавиц.
Ну, талия, грудь… Не аэростаты, конечно, но сразу видно, что в точёные, нежно припухшие чаши (увенчанные парой зрелых виноградин, которые немедленно хочется попробовать на вкус) — хорошо вложились.
Папа, перед тем как дочке в очередной раз лечь под нож, придирчиво изучил образцы бюстов в кабинете коже-мышечно-жировых дел мастера. Они втроём, попивая кофе, неспешно перелистали буклеты с разнообразными женскими грудями, обсудили, немножко поспорили и решили, что к чему велосипед изобретать. Остановились на классике, эпоха Ренессанса.
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.