Обратная сторона тарелки - [6]
Рядом в ведре грязная вода, в которой плавают половые тряпки. При ближайшем рассмотрении это оказывается отмокающий изюм.
Предприимчивая Галя не желает нести убытки из-за простоя. Она договорилась с ближайшим офисным центром о доставке домашних обедов. В сегодняшнем меню указана творожная запеканка с изюмом.
— Елена Николаевна! — официальным тоном, исключающим всякий намёк на дружбу, говорю я. — Вытрите руки насухо, положите на коленки и сядьте ровно. Поминутно воспроизведите тот рабочий день.
Лялька оправдывается: «Руки не привыкли без работы». Она и по жизни-то запуганное существо, да тут ещё весь вчерашний день её таскали и терзали следователи.
Но у меня перед ними крупное преимущество. Надо мной нет начальства, которое стучит кулаком по столу и брызгает слюной. Требует бешеной оперативности, немедленной поимки и чистосердечного признания преступника, и улучшения статистики по району. И ещё мне не надо набирать в компьютере многотомные отчёты.
Лялька шмыгает носиком, тискает грязный носовой платочек. Добросовестно и нудно припоминает, как заступила на смену, как Галя попросила её подменить на раздаче.
— Нам в тот день с базы привезли мешок списанной гречки. Мыши туда накакали, — простодушно объясняет Лялька. — Галя с Ашотом поехали на мукомольный: перемолоть ту гречку и потом печь гречишные блинки… — она кивает в сторону огромной сковороды с чем-то вязким, чёрным.
— Господи, это что, смола: грешников поджаривать?!
— Это фритюр. Печём блины, оладьи, сырники, — обижается Лялька. — Свеженький: двух месяцев не прошло, как меняли. Так-то и по полгода не сливаем… Галя потом этим маслом забор на даче пропитывает. Говорит, от гниения отлично…
— Ну, вот… — продолжает она, — В девять открылись, как всегда. Бабушки уже у дверей паслись. У нас каша и чай дешёвые…
Слушая унылую Ляльку, хочется заплакать или заснуть. Или как следует треснуть сумкой ей по башке для ускорения.
— … И потом эта женщина из очереди возвращает пирожные и просит: «Поменяйте эту коробку, пожалуйста».
Я вздрагиваю и просыпаюсь. Настораживаюсь, делаю стойку, как гончая, напавшая на след. Мне даже кажется, уши у меня зашевелились, раздвинули волосы и встали торчком.
— Стоп, стоп, стоп. Что за женщина? На каком основании вы, Елена Николаевна, приняли у неё обратно оплаченные пирожные? Согласно Типовым правилам, продовольственный товар надлежащего качества обмену и возврату не подлежит.
— Да она даже от прилавка не отходила! Посмотрела и вернула! — отбивается струсившая Лялька.
— Хорошо, пусть так. Чем пирожные её не устроили?
— Она сказала… Сказала, что несёт их, кажется, в больницу приятельнице. И та не любит пирожные с вишенками, а любит как раз с дольками абрикоса… И потом, она нашла дефект: там на двух пирожных следы от пальцев. Галя, наверно, их горячими неаккуратно укладывала.
— Та-ак. Припомните, подозреваемая… то есть, Елена Николаевна… Припомните, не совершала ли та женщина каких-либо манипуляций с пирожными? Сосредоточьтесь, напрягите память — это очень важно.
— Она коробку взяла, открыла, понюхала. Потом стояла, думала… И, когда народ рассосался, попросила поменять пирожные. Очень деликатная женщина.
— В течение какого времени, как вы заметили, народ «рассосался»? Минут пять?
Лялька краснеет и кивает. Всё понятно. Значит, все десять. За десять минут можно отравить полгорода, не то что одну семью. Той женщине было всё равно, кому подсыпать яд. Просто злорадно наблюдала со стороны за суматохой в кафе. За тем, как несчастные корчатся и хватаются за животы, как их увозит скорая…
У Ляльки всю жизнь проблемы со зрительной памятью. Она описывает внешность отравительницы: средний рост, средний возраст. Униформа: китайский пуховик кислотного цвета, капюшон оторочен кошкой. Дешёвый китайский синтетический шарфик. Ниже прилавка по понятным причинам описать не может.
Особые приметы: плохо прокрашенные русые волосы, у корней пробиваются свои, седые. Жирно нарисованные на веках стрелки. Морковная помада немножко размазалась под носом. Под это описание подходят Галя, я, Лялька и 85 процентов женщин, которые сейчас идут мимо кафе «Фиалка».
Лялька деловито возвращается к реанимации плесневелого творога. И тут я замечаю, что из кармана её рабочего халата торчит синий бумажный уголок. Она пытается локотком незаметно запихнуть его обратно.
— Что это у тебя? Ну-ка дай.
Реакция Ляльки неожиданна. Измерив взглядом расстояние до двери, она с удивительной прыткостью прыгает к ней. Я ещё не утеряла профессиональных навыков. Ставлю ей подножку, заламываю руки и валю на пол.
— Да что с тобой, Лялька?! Какая-то дурацкая тетрадь…
— Вот именно: какая-то дурацкая тетрадь! Какое тебе дело? — пищит подо мной Лялька. — Это очень личное, мой дневник!
Я, тяжело дыша, засовываю трофей в сумку: дома почитаю. Растрёпанная Лялька трясётся как цуцик — смотреть противно.
«Никогда, никогда, никогда — слышите?! — даже если вы умираете от голода — не ешьте в кафе „Фиалка“!»
Я пожимаю плечами: странное начало для личного дневника незамужней женщины.
«Кафе „Фиалка“ — это конец пищевой цепочки. Последнее звено в ней — ваши желудки. В том числе детские, нежные и слабенькие. К нам ведь любят ходить дети. Цветы жизни. Хотите, детки, расскажу вам сказку об увлекательных похождениях куска мяса?
Сын всегда – отрезанный ломоть. Дочку растишь для себя, а сына – для двух чужих женщин. Для жены и её мамочки. Обидно и больно. «Я всегда свысока взирала на чужие свекровье-невесткины свары: фу, как мелочно, неумно, некрасиво! Зрелая, пожившая, опытная женщина не может найти общий язык с зелёной девчонкой. Связался чёрт с младенцем! С жалостью косилась на уныло покорившихся, смиренных свекрух: дескать, раз сын выбрал, что уж теперь вмешиваться… С превосходством думала: у меня-то всё будет по-другому, легко, приятно и просто.
Не дай Бог оказаться человеку в яме. В яме одиночества и отчаяния, неизлечимой болезни, пьяного забытья. Или в прямом смысле: в яме-тайнике серийного психопата-убийцы.
Иногда они возвращаются. Не иногда, а всегда: бумеранги, безжалостно и бездумно запущенные нами в молодости. Как правило, мы бросали их в самых близких любимых людей.Как больно! Так же было больно тем, в кого мы целились: с умыслом или без.
И уже в затылок дышали, огрызались, плели интриги, лезли друг у друга по головам такие же стареющие, страшащиеся забвения звёзды. То есть для виду, на камеру-то, они сюсюкали, лизались, называли друг друга уменьшительно-ласкательно, и демонстрировали нежнейшую дружбу и разные прочие обнимашечки и чмоки-чмоки. А на самом деле, выдайся возможность, с наслаждением бы набросились и перекусали друг друга, как змеи в серпентарии. Но что есть мирская слава? Тысячи гниющих, без пяти минут мертвецов бьют в ладоши и возвеличивают другого гниющего, без пяти минут мертвеца.
Невыдуманные рассказы о девочках, девушках, женщинах. Одна история даже с криминальным налётом.
«Главврач провела смущённую Аню по кабинетам и палатам. Представила везде, как очень важную персону: – Практикантка, будущий врач – а пока наша новая санитарочка! Прошу любить и жаловать!..».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.