Облдрама - [60]

Ожидание затянулось. Начали мерещиться стоны, вздохи, призывы о помощи. Троицкий вскочил, кинулся к номеру, стал стучать.

Открыла Инна. Он стоял и смотрел на неё.

— Что тебе?

— Сеня у вас… то есть, у тебя… хотел сказать… я…

— Нет.

— Извини.

Он успел заметить две мужские ноги в носках в затемненном номере.

В дверь гостиницы колотили снаружи, да так, что звенели стекла. Высунулась из дежурки администраторша. Она уже бежала, накинув на плечи пальто. Троицкий толкнул дверь, та легко открылась.

— Ты что сдурел, час ночи, — шепнул он Вольхину.

— Мне показалось, что все спят, а дверь заперта.

— Вы мне так всех жильцов на ноги подымете, — сердилась администраторша.

— Он больше не будет. Страшно стало одному на улице, да? — оправдывал его Троицкий. — С кем не бывает. Город чужой, всё незнакомое. Он по привычке толкнул дверь, а она не поддается… испугался?

— Иди ты, — вскипел Вольхин. — Я из-за тебя в Доме культуры три часа вахтера развлекал, думал, ты где-то прячешься…

— Это от меня прячутся, — громко сказал Троицкий, — вон за той дверью. Да не пыли ты, нужны они мне… Но, всё-таки, люди как-то объясняются, или… а как ещё?.. Вы, — обернулся он к администраторше, — своим постояльцам говорите «до свидания», желаете счастливой дороги, всего наилучшего?..

— А как же, мы люди вежливые…

— Видишь. И никаких обязательств у вас перед ними нет, правда? Вами движет вежливость, хотя бы вежливость. Будем взаимно вежливы, чтобы не оскотиниться…

— Иногда такие попадутся, что я бы им вдогонку… но нельзя. Мы на работе.

— А мужу своему… Не замужем? Ну, парню, когда дали ему отставку… хотя бы последнее «прости-прощай» говорите?..

Администраторша, пухленькая, с игривыми глазками, голодным взглядом — не смутилась.

— Им что ни говори, напьются и снова лезут. «Ты их в дверь, — как поется, — они в окно». Разве они слово понимают. Им дубцом надо объяснять, кобелям.

Из коридора кто-то в раздражении крикнул: «Тише нельзя!»

— Нельзя, — крикнул в ответ Троицкий.

Администраторша осеклась, приложила палец к губам, показывая им жестами, что надо расходится.

— Выпьете с нами? — перешел на шепот Троицкий, заметив в руках у Вольхина бутылку.

Администраторша неожиданно согласилась, достала стаканчики.

— Что вы, парни, спать не ложитесь?

Троицкий вдруг вскочил с места и бросился к выходу.

— Ты куда? — крикнул вдогонку Вольхин. — Как с цепи сегодня сорвался. И что там увидел?

— Горит, — объявил Троицкий, вернувшись в гостиницу.

— Где горит? — насторожилась администраторша.

— Свет в номере, — пояснил Троицкий. — Представляете, сидите вы в комнате с пожилым мужчиной, выпили немного, подзакусили, сплетни все перебрали, а дальше что?

— Спать легли.

— Вот именно, но как к этому перейти? Он расстегнул ворот, распустил галстук и остановился. Не раздеваться же до трусов при свете. Вид пожилого мужчины в носках и трусах просто смешон. Она поняла, притронулась к виску, сощурила глаза, мол, голова болит и, со словами: «можно?», погасила свет. Теперь представьте, как в темноте они наперебой шуршат одеждой.

— Ты кого имеешь в виду? — напрягся Вольхин.

— Выпей. Не имел я никого и иметь не хочу, успокойся. Вот вам, молодой женщине, это нравится? Нащупали его, наконец, в темноте, кожа…

— Ой, что это вы мне такое говорите.

— … кожа, говорю, жамканная, жесткая, как лигнин, которым грим снимаем. Слоистый такой, в рубчик…

— Ты… мне кажется…

— Крестись, Сеня, крестись. Всё тебе сегодня кажется, и я, видно, тоже. Как вам картинка: обвислая конопатая кожа елозит по белой женской груди?..

— Заткнись, или…

— А вам… ну, куда вы уходите? Не нравится. Вот — ни вам, ни тебе, Сеня, ни мне, а ей, вишь, нравится. Вот и ответь мне, почему? Как вы мне это объясните? Кричу, да? Постояльцев разбужу? А, может быть, я и хочу их разбудить, пусть проснуться, пусть глянут друг другу в глаза!..

Щелкнул в замке ключ, из номера вышла Ланская в оранжевом халате, неся в руках термос.

— Нам бы кипяточку для чая, — попросила она у администраторши.

Та сунула свой стаканчик в карман, взяла у Инны термос и пошла в дежурку за кипятком.

— А вы, что шумите? — с притворной строгостью спросила Инна. — Не спится?

— Не спится, — глухо ответил Троицкий. — Можно к тебе?

— А что вам у меня делать ночью, — растерялась Инна.

— А что в твоём номере нужно Шагаеву?

Инна задохнулась как от пощечины.

Но тут показалась администраторша, вытирая рукой дно термоса.

— Значит, уезжаете завтра?

— Да… вот запасаемся кипяточком на утро…

— Пейте на здоровье, — приветливо улыбнулась она.

— Рано вставать, вы уж, будьте так добры, разбудите меня, соню, не забудьте.

— Не забуду, — успокоила она Ланскую, — он у вас чаёк любит, я это заметила. Уж как вы за ним заботитесь…

— Стараемся, — перебила Инна, забирая термос. Глаза у неё были мокрые от слёз.

Проходя мимо Троицкого, она проговорила, как бы между прочим:

— Тебе Сеня передал, что рубашки я оставила в театре? Приедешь, обязательно забери.

Инна закрылась в номере, дважды повернув в замке ключ. Изнутри донесся оживленный разговор.

— Вас тоже разбудить? — спросила администраторша.

— Не надо, — отказался Троицкий, поднимаясь по лестнице вслед за Сеней.