Облдрама - [43]

Актеры, уткнувшись в незнакомый текст, неуверенно двигались по площадке под диктовку режиссера. Михаил Михайлович пыхтел, отдувался, надевал очки, затем снимал их, клал в карман, а потом судорожно искал.

— Стойте, стойте, — остановил репетицию Уфимцев, — так дело не пойдет. Мне нужно ваше умение работать сразу, с места. Иначе я вас больше занимать у себя в спектаклях не смогу. Надо воспитать в себе навык мгновенно мобилизоваться. Я даю задания несложные. Их можно осваивать неделями, а можно сделать сходу. Это зависит от вашего профессионального уровня. И нечего тут колдовать. Работа артиста как всякая другая, все эмоции должны быть под рукой. Нужны слёзы — щелк, и вы уже рыдаете, нужен смех — щелк-щелк, и… Мой учитель рассказывал, что однажды поставил целый спектакль с листа. Приехал, положил перед собой экземпляр пьесы, которую даже не читал, всех вызвал на сцену, и уже к вечеру, страница за страницей, выстроил спектакль. Ну, нам это делать сейчас ни к чему, но мы будем работать быстро. Рассиживаться я не умею.

Прошло больше часа. Все ждали перерыва. Уфимцев, не спеша пролистав пьесу, предложил сыграть акт сначала. Актеры молча переглянулись. Напомнить ему о перерыве никто из них не решился. Уж лучше потерпеть.

— Нет, нет, нет, — снова остановил репетицию Игорь Станиславович, — тон, неверный тон, вы разве сами не слышите? Здесь должно быть…

И он подошел к роялю, задвинутому в угол репзала, и стал бить по клавишам.

— Слышите, что мне нужно? Я вам даю рисунок, тональность. Вы запоминайте и импровизируйте.

Начали снова.

— Стоп, — прервал режиссер, — умничка, Сергей Викторович, и Оля всё сделала правильно. Остальные не слышите. Живо сначала.

— Да дайте же мне попробовать, — взревел вконец замороченный Книга, — что вы меня всё по рукам шлепаете, как шкодливого ребенка.

— Пробовать некогда, Михал Михалыч, надо делать сразу.

— Нельзя сделать так, как вы предлагаете. Здесь нужно…

— Скомпрометировать можно любую идею. Не будем попусту тратить время. Вы мне всё равно ничего не докажете. Давайте каждый займется своим делом. Я приношу вам идеи, вы их воплощаете. У меня спектакль готов. Он у меня здесь, — и Игорь Станиславович постучал себя по виску.

— А если артист видит сцену по-своему, — не сдавался Михаил Михайлович.

— Я спектакли ставлю не для артистов. Артисты мне нужны для спектакля, моего спектакля.

— Но Константин Сергеич…

— Еще раз всё сначала.

Прошло два часа. О перерыве не было и речи.

— Еще раз сначала, и пойдем дальше, — хлопнул в ладоши Уфимцев, — ничего, держитесь, господа артисты. Давайте, Михал Михалыч.

— Что он, в туалет никогда не ходит? — удивилась Паша.

Наконец был объявлен перерыв. Все, сорвавшись со своих мест, с ожесточением протискивались в двери.

— Минуточку, — вдруг опять задержал их главный. — Я хочу сказать… (Все остановились, переминаясь с ноги на ногу, устремив на Уфимцева нетерпеливые взгляды.) Тут уже ходят разговоры, что у меня в спектакле занята жена. Да, занята, потому что она, как я считаю, лучше всех справится с этой ролью. Поэтому я взял её в свой спектакль, а не потому, что она моя жена. И если я услышу хотя бы намек на нашу родственную связь, я тут же расстанусь с этим актером. После перерыва репетирует второй состав, всё с самого начала.

К концу короткого перерыва, когда Троицкий вернулся в зал, на площадке сидел Юрий Александрович с женой главного, и они о чем-то перешептывался.

«…испугался скандала и вернулся в семью», — кто сказал, он не заметил. Инна отрешенно смотрела в окно. Её лицо показалось ему мрачным. С самого утра в ней чувствовалась какая-то нервозность и раздражительность. Мрачным выглядел и Шагаев. Он молча стоял в компании Рустама и Фимы, которые наперебой сыпали анекдотами.

— Сережа, — подозвала Ланская. — Ты меня бросил одну. Не уходи надолго, мне спокойно, когда ты рядом. И больше не опаздывай утром, как сегодня, я не люблю бежать на репетицию сломя голову, и кофе остывает. После репетиции пойдем обедать в ресторан? Потом сразу же ко мне, хорошо? Надо отдохнуть перед выездным.

— Ты помнишь, что у нас репетиция «Чайки»?

— Ах, да. Может, перенесем на завтра?

— Нет. Пал Сергеич придет. Ты знаешь, что Галяподала заявление?

— Уже слышала.

— Зачем она это сделала? Только разобрали первый акт. Она бы здорово сыграла Нину. Особенно, как мне это представлялось: Нина — маленькая Аркадина. Галя хорошо бы это сыграла. И тогда я понимаю, почему стрелялся Треплев. Он вдруг увидел её и себя со стороны, будто это не они разговаривают, а Аркадина с Тригориным, но поменявшись ролями…

Инна полезла в сумочку и вытащила два яблока.

— Будешь?

Троицкий взял яблоко, и вдруг похолодел от мысли, что другое Инна сейчас предложит Шагаеву. Но она, надкусив яблоко, подошла к Паше, которая тихонько наигрывала на рояле душещипательный романс, и застряла там.

В присутствие Инны иным становилось всё, менялось даже освещение. Его поражала эта перемена вокруг и в нем самом. Он еще только подходил к её дому, а ноги уже сами собой ускоряли шаг, и он влетал к ней, будто не виделись они вечность. Всё, что она брала в руки, тут же приобретало ценность реликвии. Инна уходила на кухню сварить кофе, а он в минуты её отсутствия уже с нетерпением предвкушал её появление в дверях. Запах её духóв тотчас же делал его счастливым. Звук её голоса умиротворял ожесточившуюся душу. Даже в коммуналку, где Инна жила, он входил с придыханием, как в мемориальную квартиру. Инна не отпускала его от себя ни на шаг. И он чувствовал, что она, в самом деле, в нем нуждалась, в его постоянном присутствии рядом.. Он и сам не мог долго оставаться без неё — она примиряла его с самим собой. И сейчас, глядя, с каким волнением Инна слушает Пашу, он боготворил Пашу, хотя минуту назад она не вызывала у него никаких других чувств, кроме раздражения.