Поэтому он и зол. Он ненавидит Хэ Тяня за то, что тот вынудил его снова здесь оказаться.
Он вообще…
Он не знает, что здесь делает.
Хэ Тянь сам виноват — полез защищать его. Ввязался, не пойми зачем. Только царапину от ржавого гвоздя на шее заработал и ладонь распорол. Придурок. Какой же придурок, а. Ну, ничего. Зато помучается теперь. В следующий раз башкой подумает, прежде чем лезть.
Вообще-то, у Рыжего, конечно, есть подозрение, что всё у Хэ Тяня было спланировано. Что бы ни произошло. Даже если такси сбило уличный фонтанчик, Хэ Тянь это тоже мог иметь в виду. Как минимум — предполагать.
Долбоёб. Бывают же долбоёбы. Как будто Рыжему своих забот мало.
Когда врачи заканчивают со швами, Рыжий нехотя входит в палату и качает головой, глядя, как Хэ Тянь натягивает на перевязанную руку рукав ветровки. Молча поворачивает голову, зачем-то скользит взглядом по нему— от лица до самых кед, и только потом смотрит в глаза. Хочется сказать что-нибудь резкое, а Хэ Тянь, по лицу видно, просит смолчать. Его, наверное, накачали чем-то там, воняющим пластмассой и антисептиком. Ему, наверное, мать его, больно.
Рыжий морщится:
— Я таких ебланов, как ты, давно не ви…
— Поехали ко мне, поможешь с обедом, — перебивает Хэ Тянь.
Это совсем тихо, поэтому Рыжий затыкается. А ещё, наверное, потому, что тот после крохотной паузы добавляет:
— Пожалуйста.
И, — контролировать это не выходит, — затылок, как кулаком, стягивает мурашками.
Полученные
17:03:10
От кого: Придурочный
Где тебя носит? Тренировка скоро закончится.
Полученные
17:42:28
От кого: Придурочный
Чем ты был так занят, прогульщик?
Полученные
17:50:09
От кого: Придурочный
Трубку возьми.
…Он теряется, когда пытается классифицировать чувство, возникшее внутри ото взгляда на Хэ Тяня, закинувшего руку какому-то мудиле на плечо. Они вроде в одной баскетбольной команде играли, а сейчас просто сидят рядом на лавке, отдыхают. Смеются с остальными парнями. И никого ни хрена не смущает — ни рука на плече, ни расслабленность Хэ Тяня, ни эта пидорская поза.
Они что, реально не въезжают?.. Они, блядь, ослепли?
Рыжий резко останавливается, спустившись со школьных ступенек.
Даже не так: он понимает, что остановился, только когда ребята сзади задевают его плечами — а он просто напарывается взглядом на эту картину и ощущает себя, как дергающий крыльями мотылек, пришпиленный к поролону. Как будто несильно под дых ударили. Не кулаком, а вот так — плашмя. Дыхание слегка перехватило, сжало, скрутило — да и всё. У Рыжего вообще проблемы с классификацией чувств, и конкретно в это он тоже не вникает. Нахер надо.
Он зачем-то смотрит, как Хэ Тянь запрокидывает голову и хохочет, прикрывая ладонью глаза, как ерошит волосы этого мудилы рядом с собой, как отпускает шуточку, с которой ржет вся их мажорная компашка. Рыжий смотрит на всё это, а затем дёргает головой, в себя возвращается.
Разворачивается и шагает к школьным воротам, не чувствуя асфальт под ногами.
Судорожно считает свои шаги, потому что чувствует, что если не отвлечет свой мозг на счёт, вернётся и разобьёт ебало каждому из них. За что? Неизвестно. Просто, блядь, в башке стучит дебильное «пидор», а руки… руки горят. Чешется между пальцами, как когда-то, тысячу лет назад. Когда он вмазал рожу какого-то голого мужика в стену, а мать кричала за его спиной, цеплялась руками за плечи.
У него давно не было таких дней. Он отвык от них, как отвыкают ото всего, что хочется забыть навсегда.
Чем ближе к дому подходишь, тем сильнее заворачивается всё внутри, сжимается в плотную пружину, нагревается, почти кипит. Это злость, и Рыжий понимает, что это она, узнаёт её, как старую знакомую — настоящая, та, что он испытывал в детстве. Тогда, когда отец размахивался и бил маму по лицу, а она падала, и всё, что говорила…
Рыжий хлопает дверью изо всех сил.
Мать на работе, дом пустой, у него жужжит в грудной клетке от желания взять полочку для обуви и ебануть о стену. А следом за ней — вазу, старый сервиз, железный чайник. Голову Хэ Тяня.
Свою голову.
К моменту, когда в дверь стучат, он молча сжимает ледяные руки, сидя на своей постели в комнате пятнадцать на девять. Ему жарко, но пальцы холодные, влажные. Он напряжен так, что болит всё тело. Это очень тупо.
И он злится уже на это.
Поднимается и плетется открывать, пытаясь припомнить, когда мама в последний раз забывала дома ключи.
Но на пороге стоит Хэ Тянь, у него в руках спортивная сумка, на лице улыбка, такая привычная и постоянная — он всегда так смотрит. Сейчас только в этом взгляде есть что-то, напоминающее беспокойство.
Говорит:
— Куда ты делся?
И ловит прямой взгляд. Резко замолкает.
Рыжий редко смотрит прямо в глаза, разве что, когда хочет что-то сказать.
Вот так они и стоят, глядя друг на друга, а когда Хэ Тянь открывает рот, дверь перед ним захлопывается, даже ногу подставить не удается. Щелкает замок.
Рыжий шумно дышит, сверля взглядом свои сжавшиеся на дверной ручке пальцы. Он шумно дышит, стискивая зубы, и слышит, что Хэ Тянь не двигается с места. Стоит, его почти можно почувствовать, и Рыжий знает: он наверняка пытается понять, что произошло, а он и сам не мог бы ответить на этот вопрос.
