Новоорлеанский блюз - [164]
Именно Джей Ловчила провернул несколько жульнических букмекерских операций, о которых по Гарлему тут же поползли слухи, потому что даже самый тупой негритос знал, что потеря денег в мошеннических делах с неграми самый верный путь к разорению. И похоже, именно в это время Джей Ловчила положил глаз на неотесанного и лишенного всяческих предрассудков негра по имени Соня.
В тот момент, когда Джей Ловчила решил, что этому чумазому пора нанести визит, Соня жил на Конвент-авеню в одной квартире с молодым черным парнем по прозвищу Сладенький, который родился и вырос в Гарлеме. Но не будем углубляться в то, как готовился этот визит, поскольку всем известно, как некоторые любят придавать историям собственное ви́дение и понимание, перегружая их при этом описанием собственных подвигов в ущерб фактам. (А разве не может какой-нибудь весельчак заставить всех смеяться над своей дурацкой шуткой?)
Когда мордастые шестерки Джея Ловчилы нагрянули в жилище Сони, перед ними предстал Сладенький, лежащий на полу в чем мать родила и покуривающий опиум. Увиденное так поразило эти две горы мускулов с куриными мозгами, что они, остолбенев, буквально приросли ногами к полу, но это было еще ничего по сравнению с посыпавшимся на них градом ударов, наносимых сзади — это Соня, орудуя железной цепью, молотил их смертным боем. У них не было ни единого шанса передать Соне привет от своего босса, и можете себе представить, как весело смеялся Джей Ловчила над этой позорной историей о своих лучших людях, позволивших этому выродку самому задать им изрядную трепку.
Естественно, реакция Сони на этот неожиданный визит только укрепила решимость Джея Ловчилы в том, что этому норовистому негру можно поручить какое-либо дело. Фактически эта хладнокровная расправа с его посыльными сказала этому бывалому бандиту больше, чем любое самое подробное резюме, и он решил нанести визит Соне самолично.
Джей Ловчила, заявившись в квартиру на Конвент-авеню, обнаружил интересующую его персону сидящей на полу напротив двери и попеременно прикладывающейся то к бутылке, то к самокрутке с травой. В дальнем углу комнаты на полу, закутавшись в одеяло, возлежал Сладенький; глаза его то сужались, то расширялись: он блаженно плыл по опиумным волнам. Джей Ловчила обратил внимание на громадные кровоподтеки вокруг глаз молодого курильщика опиума и понял, что Соня не сдерживает бешенства не только при встрече с незнакомцами. Он пристально смотрел на Соню, а Соня пристально смотрел куда-то мимо него. Выражение его лица было не совсем понятным (даже для такого тертого калача, каким был Джей Ловчила); цепкий, независимый, излучавший силу взгляд, который словно говорил: «Это и все, что у тебя есть? Нет, мне надо больше».
Кто знает, может, уже тогда Соня лишился рассудка. Ведь не осталось никого, кто мог бы что-то рассказать об этом братке. Поэтому-то нам и остается только начать фразу с вопроса: «Кто знает?» и не мучить себя поиском подробностей и доказательств.
— Что тебе надо? — спросил Соня.
— Я Джей Ловчила.
— Ну так и что из того?
— Да то, что ты проявил такую заботу о двух моих друзьях.
Соня, не спуская с него глаз, поднес бутылку ко рту и надолго приложился к горлышку. Джей Ловчила снял шляпу и мило улыбнулся, однако его не покидало чувство тревоги, а поэтому он держал в руке пистолет, спрятанный в кармане длинного пальто.
— Я сейчас заправляю букмекерским бизнесом, — сказал Джей Ловчила. — Думаю, такой парень, как ты, мне бы пригодился.
— Я не задержусь надолго в Нью-Йорке.
— Думаю, такой парень, как ты, мне бы пригодился, — продолжал Джей Ловчи, пропуская слова Сони мимо ушей. — Соображай, любому новичку, желающему завести в этом городе свое дело, нужен друг, а то и два, можешь мне поверить. А я? Лучшего друга тебе не найти. И худшего врага, врубился?
Соня кивнул. Он врубился в то, что сказал ему Джей Ловчила; все это было ему неинтересно, но срочно требовалась пара баксов.
— Идет, — ответил Соня. — Считай, что я твой человек.
— Уже считаю, — широко улыбаясь, сказал Джей Ловчила. Обернувшись, он посмотрел на Сладенького, все еще лежащего в своем углу, и спросил: — А что у тебя с этим сосунком?
— Да пошел ты! — резко оборвал его Соня.
Джей Ловчила повернул голову, повернул так медленно, что Соня подумал, что он засыпает. Бандит пошарил в кармане, выхватил пистолет и в мгновение ока навел его на Соню.
— Я убиваю негров и за меньшее, — сквозь зубы процедил он. — Так что ты у меня в долгу, ты понял, Соня? Ты у меня в долгу.
Теперь, глядя в дуло пистолета, Соня почувствовал, что настала его очередь улыбаться, и он улыбнулся, и это была кривая ухмылка, смешанная из двух частей безумия и одной части злобы, приправленная горечью и безнадежностью, и Соня ответил:
— Да слышу, слышу.
Когда Джей Ловчила ушел, Соня кряхтя встал на ноги и, спотыкаясь, подошел к распростертому на полу телу Сладенького. Наступив ногой на живот парня, он завопил во весь голос: «Ублюдок!» — а потом поплелся к тому месту на полу, где лежал прежде, лег и больше часа пролежал, уставившись в потолок. Он, без сомнения, смотрел какое-то свое личное кино: кино о последнем вздохе Лика, об отчаянных предсмертных воплях Джонни Фредерика и о других ужасах. Но никому тогда не было никакого дела до беззубого Сони, как никому нет до него дела и сейчас. И не стоит с этим спорить, поскольку это не предположение, а факт.
